Фаранг (Дилогия)

Валерьев Андрей Валерьевич

— Погоди. — В ладони Егорова возникла ещё одна бумажка. — Вискаря принеси. Потом поговорим. Нам там…

Мужчина помрачнел так, что Вовка поперхнулся и своё возмущение по поводу прихватизированного ноута проглотил.

… хороших людей помянуть надо. Ступай.

— А может…?

У Шевченко был красный распухший нос и огромные мешки под совершенно красными глазами. Было видно, что старый закалённый службой вояка беспробудно пил всю ночь. В мутных глазах майора плескалось виски и слабая надежда. Витя набулькал себе на два пальца и помотал головой.

Всё было

понятно. Всё было сказано.

Над столом в гостиной повисла гробовая тишина. Витька сидел, слушал, как шумит за окном дождь и чувствовал, как прочищаются мозги, как проходит отчаяние, боль потери любимой и приходит злоба. Лютая звенящая злоба на такую несправедливую долю. На медальон. На дикарей и на шамана. На весь мир.

— Нет, батя. Они настоящие.

Петро Олександрович закряхтел и схватился за сердце.

— А мы тогда — кто? Ксерокопии? Био… мать их… роботы что ли?!

Егоров снова шарахнул кулаком по столу.

— Нет. Я. Ты. Мы. Люди.

— Чужаки мы здесь… Фаранги…

— Нет. Мы просто другие. Не "чужаки". Может быть, эта штука, — Егоров сжал в ладони медальон, — и копировальная машина, может быть — мы и копии. Но мы — люди.

Виктор отодвинул недопитый стакан и твёрдо посмотрел в лицо майору.

— Я — человек.

Конец первой книги.

Часть вторая

Сезон дождей

Пролог

— Подъём! Подъём! Вставайте!

Сержант походя пнул лежащих на травяной подстилке мужчин и пошёл дальше.

Раджив захныкал, как маленький ребёнок, — Зак, ведь барабанов ещё не было. Чего ему от нас надо?

— Вставай, Радж, — бывший пилот зябко ёжился и хмуро смотрел, как за окном барака идёт осточертевший ливень, — дел много. Сержант правильно сделал, что поднял нас раньше…

Индиец прекратил хныкать и тоже продрал глаза — вокруг было темно, серо, пасмурно и очень-очень неуютно. Над океаном висели тяжёлые чёрные тучи, из которых лил непрекращающийся холодный дождь. Зак подтянул остатки брюк — единственную оставшуюся у него одежду — и пошёл вслед за сержантом.

Утро было необычным — на базе никто не спал. Десятки солдат, моряков и морпехов Империи копошились впотьмах, разгружая пару странного вида кораблей, появившихся в бухте. Личная гвардия господина суперинтенданта стояла с факелами в полном боевом облачении, прикрывая вход в его покои, а на берегу, возле укрытых шкурами грузов, сидели десятки вооружённых до зубов дикарей.

У Раджива подкосились ноги, а Зак лишь судорожно сглотнул и постарался стать незаметным.

— Чего встали? За мной!

Десятник конвойной службы, не оглядываясь на пленных, спокойно шёл к дикарям. Лётчик отчаянно посмотрел на квадратную спину сержанта и, едва передвигая ватные ноги, двинул к берегу. Следом за ним, стуча зубами от холодного дождя и от животного ужаса, по грязным лужам полз индиец.

Когда командир и первый пилот 'Гольфстрима' Закари Яблонски увидел, кто выходит из подкатившего к трапу лимузина, ему немедленно захотелось протереть глаза, а Оливер, второй пилот и, по совместительству

давний приятель Зака, закряхтел и сразу изобразил охотничью стойку.

— Зак. Моя вон та — беленькая!

По трапу важно поднимался толстый и неимоверно важный индиец, а за ним — десяток такииииих красавиц, что лётчик ущипнул себя за руку. Обычный рейс бизнес-джета из Лондона в Мумбаи с промежуточной посадкой в Абу-Даби сразу заиграл новыми, яркими и свежими красками. Индиец — по виду классический бабу — в ответ на его приветствие лишь надменно выпятил нижнюю губу, но Заку было всё равно.

'Невероятно!'

Стайка девиц деловито поднялась на борт самолёта, заняла кресла и отказавшись от традиционного бокала шампанского, немедленно погрузилась в сон. Индиец, представившийся Радживом, тоже попросил его не беспокоить вплоть до посадки, и разочарованным лётчикам ничего не оставалось делать, как заняться своими прямыми обязанностями.

'Гольфстрим' с двумя пилотами, одной стюардессой и десятком пассажиров как раз оставил позади огни ночной Вены, когда случилось ЭТО. Сначала стремительно упало давление за бортом, как-будто снаружи был вакуум. Зак физически почувствовал, как вспухает фюзеляж его самолёта. Как трещит обшивка и как напряжены шпангоуты. Затем резко скакнула забортная температура и двигатели, не рассчитанные на такой тёплый воздух, 'сдохли'. Тяга упала так, что 'Гольфстрим' фактически 'встал'.

Это была самая страшная минута за всю двадцативосьмилетнюю жизнь самого молодого командира коммерческого реактивного воздушного судна в Британии. Самолёт жутко затрясло и он камнем рухнул вниз. Что он делал и как выкручивался из этой ситуации, Зак Яблонски не помнил. Очнулся он над безбрежным синим пространством и среди бела дня. Машина послушно летела на автопилоте, датчики и дисплеи показывали полную исправность всего оборудования, а Оливер поспешно вытирал платком мокрое пятно на своих белоснежных брюках.

Кое-как успокоив своих пассажиров, Зак попытался связаться с землёй и попробовал определиться, где же они находятся. Ничего не вышло. После двух часов безуспешных попыток, непрерывно ругавшихся пилотов 'Гольфстрима' вызвали на аварийной частоте. С высоты двенадцати километров Зак прекрасно видел ставшие в круг 'Боинги' и маленькую серую тушку русского военного самолёта, кружившего далеко внизу.

Вожделенный берег, которому они все так обрадовались, на поверку оказался сплошной чередой гор и холмов, густо поросших настоящими джунглями. Покрутившись с полчаса над оказавшейся такой негостеприимной сушей, Закари вновь вернулся к морю и, безуспешно вызывая на аварийной частоте своих коллег, пошёл вдоль изрезанной скалами береговой линии, в надежде увидеть хоть какое-то подобие пляжа.

В общем, самолёт он утопил.

Глава 1

— Выкинь ты его от греха подальше. Выкинь и забудь. А лучше — в море утопи.

Шевченко опасливо смотрел на вновь почерневший кругляш, лежавший на столе.

— Выбрались и слава богу! Забудь, Витя. У меня тут, — майор торопливо полез в карман, — вот. Для тебя…

На стол легла пачка банкнот. Те самые евро, что находились в сумке у Йилмаза, странным образом оказались у пилота.