Фараон и наложница
Шрифт:
Фараон наклонился и поцеловал Нитокрис в лоб. Затем он повернулся к увековеченным в камне родителям, поклонился и вышел.
Фараон заметил, что Софхатеп ждет его во внешнем вестибюле. Тот стоял неподвижно, подобно статуе, утомленной нескончаемой сменой веков. Когда Софхатеп увидел своего повелителя, в нем проснулась жизнь, и он молча последовал за ним, строя собственные догадки по поводу того, куда идет фараон.
— Появление моего повелителя поднимет дух воинов с храбрыми сердцами, — сказал он.
Фараон ничего не ответил. Они вместе спустились по лестнице к длинной колоннаде, которая тянулась вдоль сада до самой
— Со стороны Нила нам грозит опасность?
Лицо командира осунулось и побледнело. Он ответил:
— Нет, мой повелитель. На нас пытались напасть с тыла с лодок, но флот без больших усилий отбросил бунтовщиков назад. С той стороны захватить дворец не удастся.
Фараона волновал не этот дворец. Он опустил голову, его глаза затуманились. Он умрет, не успев бросить прощальный взгляд на лицо, ради которого пожертвовал всем миром и славой. Что делает Радопис в этот роковой час? Она узнала о крушении своих надежд или же все еще странствует в царстве блаженства, с нетерпением дожидаясь его возвращения?
Время не позволило ему предаться размышлениям, и, скрыв боль в сердце, он властным тоном обратился к Таху:
— Вели своим людям покинуть стены, прекратить сражение и вернуться в казармы.
Эти слова ошеломили Таху, а Софхатеп не мог поверить своим ушам и с раздражением возразил:
— Но люди ведь снесут ворота в любую минуту.
Таху стоял на месте, не проявляя желания выполнять приказ, поэтому фараон крикнул так громко, что его голос пронесся вдоль колоннады, словно раскаты грома:
— Выполняй мой приказ.
Пораженный Таху удалился выполнить приказ, а фараон неторопливо пошел в сторону дворцовой площади. В конце колоннады он встретил колесницы, выстроенные в ряды. Офицеры и воины заметили его и отдали честь саблями. Фараон вызвал командира колесниц и приказал ему:
— Отведи своих людей в казармы, оставайся там и жди дальнейших указаний.
Командир отдал честь, бегом направился к колесницам и громко отдал своим воинам приказ. Колесницы тут же двинулись в сторону казарм, расположенных в южном крыле дворца. У Софхатепа тряслись руки, он едва держался на ослабевших ногах. Он догадался о том, что намеревался сделать фараон, и не мог вымолвить ни слова.
Воины покинули свои места, повинуясь ужасному приказу. Они спустились со стен и башен, встали под знамена и следом за офицерами бегом направились к своим казармам. На стенах теперь никого не осталось, дворцовая площадь и колоннада опустели. Даже силы регулярной стражи, в чьи обязанности входила оборона дворца в мирное время, тоже покинули свои позиции.
Фараон застыл у входа в колоннаду, справа от него стоял Софхатеп. Тяжело дыша, вернулся Таху и встал слева от фараона. Глядя на его лицо, можно было подумать, будто оно принадлежит призраку. Оба советника хотели
— Почему вы остались вместе со мной?
Оба советника страшно испугались, и Таху смог лишь произнести с горячим сочувствием в голосе:
— Мой повелитель.
Что же касается Софхатепа, он с несвойственной хладнокровностью сказал:
— Если повелитель прикажет мне покинуть его, я беспрекословно подчинюсь, но сразу после этого покончу с собой.
Таху с облегчением вздохнул, будто старик нашел решение, которое ему упрямо не приходило в голову, и пробормотал:
— Первый министр, ты верно сказал.
Фараон не промолвил ни слова.
В это время град сокрушительных ударов обрушился на большие ворота дворца. Ни у кого не хватило смелости взобраться на стены, точно все боялись, что их заманивают в смертельно опасную ловушку, раз гарнизон так неожиданно отступил. Нападавшие всеми силами обрушились на ворота, которые долго не могли выдержать их напора. Ворота содрогнулись, когда не выдержали запоры, и с ужасным грохотом рухнули на землю. Ударные волны разбежались во все стороны. Кричащие толпы ворвались на дворцовую площадь и заполонили ее, словно пыль под напором летнего ветра. Толпа безудержно ринулась вперед, будто преследуя врага. Боясь неведомой опасности, передние ряды в меру сил замедляли ход, но все же продвигались вперед и приблизились к дворцу фараона. Бунтовщики заметили человека, стоявшего у входа в колоннаду с двойной короной Египта на голове. Его тут же узнали. Все опешили, видя, что он стоит перед ними один. Люди в передних рядах стали упираться ногами в землю, они подняли руки, стараясь остановить волну, набегавшую на них сзади, и стали кричать:
— Остановитесь, стойте!
В сердце Софхатепа затеплилась слабая надежда, когда он заметил страх, охвативший людей из переднего ряда, парализовавший им ноги, заставивший их отвести глаза. В глубине истерзанного сердца Софхатеп ожидал, что свершится чудо, которое рассеет его мрачные опасения. Однако среди толпы затаились те, кто лукаво закрыл глаза на ожидания сердца Софхатепа, они опасались, как бы их победа не обернулась поражением, ведь тогда им никогда не достигнуть своей цели. Кто-то потянулся к луку, вставил стрелу, прицелился в фараона и отпустил тетиву. Стрела вылетела из гущи толпы и поразила верхнюю часть груди фараона. Никакая сила не смогла бы изменить ее направление. Софхатеп вскрикнул, будто это его поразила стрела. Он протянул руки, чтобы поддержать фараона, и коснулся холодных рук Таху. Фараон скривил губы, но не издал ни стона, ни вздоха. Сдвинув брови, он собрал остаток сил и устоял на ногах. Его лицо исказила боль, он быстро слабел и истекал кровью. Глаза фараона затуманились, и он отдал себя в руки верным советникам.
Среди первых рядов воцарилась мертвая тишина, у людей отнялись языки. Их полные ужаса глаза настороженно смотрели, как великий человек, которого поддерживали его советники, коснулся того места, где стрела вошла в грудь. Из раны обильно струилась кровь. Казалось, что они не могут поверить своим глазам, будто они напали на дворец не ради того, чтобы достичь этой цели.
Тишину нарушил голос, раздавшийся из задних рядов:
— Что там происходит?
Другой голос уже более глухо ответил: