Фартовый чекист
Шрифт:
– Значит, теперь известно, где бриллианты искать? – деловито спросил Егоров.
– Да вот как раз и неизвестно, – поморщился Сидорчук. – Главного-то он не сказал, контра. Но то, что они здесь спрятаны, это теперь и гадать не надо. Постнов ведь шесть лет назад отсюда ушел. За юбкой погнался. Перечеркнул всю свою геройскую революционную жизнь. Эх, какой был человек! Партия кому попало такое не доверила бы, а? И что получается? Считай, своими руками сам себя прикончил, вот что такое выходит. Сгубила его баба!.. Ничего, кроме юбки, не видит. Тьфу!
Сидорчук никак не мог прийти
– Сказал, что будет искать ее, пока до края света не дойдет, – с горьким сарказмом продолжил он. – А вообще, не в одной бабе дело. Нет, не только в ней. Ушел он ото всех нас, от своих товарищей. Другая жизнь ему, видишь ли, приглянулась. Мы бы до самой смерти его искали, не нашли бы. Помахал он нам всем ручкой. А раз вернулся, значит, только из-за бриллиантов. Здесь они, нигде больше! Искать надо, но без него бесполезно. Значит, он нам только живой нужен. В любом виде, но говорящий. Если кто-то думает по-другому, того я сам пополам порву. Давай, Егоров, заводи машину, в город поедем. Здесь нам ждать уже нечего.
Егоров крутанул ручку. Мотор затарахтел. Они развернулись и поехали прочь, провожаемые сполохами догорающего пожара.
Глава 18
Прошло три дня. Ничего существенного за это время не случилось. Все, кто был причастен к событиям вокруг монастыря, никак себя больше не проявляли. Залег в какой-то берлоге Зуб. Так и оставался загадкой сообщник покойного Балцетиса. Не давал о себе знать и Постнов. Черницкий понимал, что дело заваривается нешуточное, поэтому организовал круглосуточный пост на развалинах монастыря и строго-настрого предупредил подчиненных, чтобы смотрели в оба.
Пастухов со своими милиционерами прочесал все злачные места в городе и даже арестовал на всякий случай весь персонал ресторана, но результатов это не принесло. И господин Песочников, хозяин ресторана, и официант Павел Петрович клялись и божились, что ни о каких бандитах им ничего не известно. Тот факт, что некоторые сомнительные типы частенько обедали в их заведении, они объясняли тем, что в трудное время рады любому клиенту.
Милиционеры нашли ту самую квартиру, которую снял Ганичкин, и взяли в оборот престарелую хозяйку, справедливо подозревая ее в неких кознях. Но Клавдия Феофановна так удачно прикинулась выжившей из ума старухой, что Пастухов только плюнул и даже в холодную ее сажать не стал.
Между тем нечаянная передышка очень даже пошла на пользу Сидорчуку. После ранения он чувствовал себя неважно и был вынужден слечь в больничку на попечение Леопольда Макарыча. Однако опыт и легкая рука старого фельдшера сделали свое дело. Он потчевал Егора микстурами, накладывал ему на рану мази, и через три дня тому стало намного лучше.
Когда он поднялся на ноги, его ждали две хорошие новости: в городе восстановили телефонную связь, и пришел в себя Ганичкин. Сидорчук первым делом потребовал встречи с ним, но Кузьмин сурово и категорически отказал.
– Командовать здесь будете, когда
Сидорчуку подобный тон не понравился, но он вспомнил предостережение Черницкого, а также собственное плачевное состояние и только сумрачно заметил:
– Я, между прочим, и своего здоровья не жалею, если вы заметили, товарищ доктор! Я за революцию жизнь положу, не моргнув глазом, и жалеть никого не стану, прошу это взять себе на заметку! С Ганичкиным мне надо поговорить не ради мещанского любопытства, а потому, что мне его сведения необходимы. Не видите, что вокруг творится? Хотите, чтобы к вам еще огнестрелы поступали? Ежели нет, то ведите меня к Ганичкину!
Он говорил нарочито грубо и угрожающе, слабо надеясь, что удастся сломить упрямство старого лекаря, но тот неожиданно пошел на уступки.
– Допустим, в ваших словах имеется резон, – сказал фельдшер. – И все равно пациент еще крайне слаб. Разговор для него сейчас – тяжелая работа. Не забывайте, я у него из грудной клетки пулю вытащил! Недели еще не прошло. Но так и быть, разрешу вам встречу. Но ставлю два условия. Разговор ваш будет не сейчас, а вечером. Продлится он не более минуты. Я сам буду стоять рядом с хронометром. Согласны вы на мои условия?
– Так что же делать? – развел руками Сидорчук. – Да мне и минуты хватит. А за то, что выхаживали меня, доктор, сердечное вам спасибо!
– То-то и оно, что спасибо! – строго ответил Кузьмин и добавил: – Между прочим, по вашему состоянию вам бы еще с неделю в постели полежать. Питание легкое и сон не менее чем девять часов в сутки.
– Некогда нам спать, доктор! – усмехнулся Сидорчук. – Вот мировую революцию устроим, освободим рабочий класс по всей земле, тогда и спать будем. А сейчас никак. Значит, до вечера, доктор? Я обязательно буду.
Его уже ждали донельзя довольные Чуднов и Егоров, которые принесли собственную форму командира, выстиранную и заштопанную заботливыми женскими руками.
– Давай, Егор Тимофеевич, скидай этот арестантский халат! Вот твоя одежа, будто сейчас со склада, – объявил Василий. – Мы подумали, не к лицу тебе форма-то, которая вся в крови, в грязи да в копоти. Ты все одно как бы без памяти валялся. Так мы и решили время зря не терять.
– Это Васька себе зазнобу завел, – пояснил Егоров. – Не может без баловства. Ну, правду сказать, хозяйственная оказалась баба, руки у ней на месте.
– И все остальное тоже, – ухмыльнулся Чуднов.
– Вот за это спасибо! – растроганно прогудел Сидорчук, принимая свой обновленный наряд. – Со всех сторон подштопали, значит! Теперь еще до главного добраться бы! Что-нибудь про Постнова слышно?
– Как в воду канул, – отрапортовал Чуднов. – Вообще тихо, Егор Тимофеевич. Как будто и не было ничего.
Он растолковал Сидорчуку, какая ситуация сложилась в городе. Егор Тимофеевич молча переоделся, перекинул через плечо кобуру с маузером, которую ему заботливо преподнес Василий, и решительно шагнул к порогу.