Фата-Моргана 2
Шрифт:
Толпа нетерпеливо колыхалась, позади своего самозванного предводителя, и снова стали раздаваться угрожающие голоса. Смит услышал стенания девушки у своих ног.
– Что вы намереваетесь с ней делать?
– Она Шамбло! Шамбло, дурак! Дай ей пинка, чтобы она вылетела сюда – а мы уж позаботимся о ней!
– Я сам позабочусь о ней! – сказал небрежно Смит.
– Говорю же тебе, она – Шамбло! Проклятье! Таких мы не оставляем в живых! Толкни ее к нам!
Но повторение этого имени не произвело на Смита никакого впечатления, а его природное упорство заметно усилилось, когда толпа придвинулась вплоть до пограничного круга и ее крики стали
– Шамбло! Толкни ее сюда! Отдай нам Шамбло! Шамбло! Смит вдруг сменил свою небрежную позу, уперся ногами в землю и угрожающе поднял свой пистолет.
– Назад! – закричал он.– Она моя! Назад!
У него не было намерения выстрелить из лучевого ружья. Он теперь знал, что они не убьют его, если он первый не начнет стрелять, а он не собирался умирать ради какой-то девушки, жертвовать ради нее своей жизнью. Но он ожидал серьезной драки и инстинктивно готовился к ней, глядя на взволнованную толпу. К его удивлению, вдруг случилось такое, чего он ранее не видел. Услышав его упрямый ответ передние отшатнулись назад не в испуге, но с явным удивлением. Бывший дозорный сказал: – Тебе! Она принадлежит тебе? – таким голосом, в котором гнев сменился недоумением.
Смит встал, широко расставив ноги в сапогах перед съежившейся фигурой, и помахал пистолетом.
– Да! – сказал он.– И она будет моей! Отойдите назад!
Мужчина уставился на него, не сказав ни слова, и на его обветренном лице отразились ужас, отвращение и недоверие. Недоверие на миг победило, и он спросил: – Тебе?
Смит упрямо кивнул.
Мужчина вдруг отступил, его поза выражала беспредельное презрение. Он махнул толпе рукой и громко сказал: – Она принадлежит ему!
Напряжение в толпе упало, все замолчали, и презрительное выражение переходило с одного лица на другое.
Бывший дозорный плюнул на покрытую шлаком дорогу и равнодушно отвернулся.
– Ну и оставь ее себе! – крикнул он Смиту через плечо.Но пусть она не показывается в этом городе!
Смит смотрел, почти раскрыв рот и ничего не понимая, на презрительную реакцию толпы, которая уже начинала расходиться. В его голове все смешалось. Он не мог поверить, что такая кровожадная враждебность могла испариться в одно мгновение. И странное сочетание презрения и отвращения, которое он увидел на их лицах, смущало его еще больше. Ландароль нельзя было считать пуританским городом – ему и в голову не могло прийти, что его притязания на девушку могли вызвать всеобщее отвращение.
Нет, здесь было что-то, объяснявшееся более глубокими мотивами. Инстинктивное, внезапное отвращение возникло на лицах, которые он видел – это отвращение не было бы таким сильным, даже если бы он сознался в людоедстве или принадлежности к почитателям Фарола. И все покинули его так поспешно, как будто грех, который он совершил по незнанию, мог перейти и на них.
Улица опустела столь же быстро, как и наполнилась. Он увидел, как один стройный венерианец посмотрел на него через плечо и крикнул презрительно: "Шамбло!" – и это слово вызвало в его сознании новые соображения.– Шамбло! – Слово происходило, видимо, из французского языка. Достаточно странным было то, что оно звучало из уст венерианца или марсианина с сухих равнин, а тон, которым оно было произнесено, смущал его еще больше.
– Таких мы не оставляем в живых! – сказал бывший дозорный. Это напомнило ему что-то… одну строчку из одного древнего текста на его родном языке… "Вы не должны допустить, чтобы ведьма осталась в живых". Он усмехнулся
Она бесшумно встала. Он повернулся и взглянул на нее, снова положил на место свой пистолет, и лишь теперь взглянул на нее с любопытством, а затем стал рассматривать с той полной откровенностью, с которой иногда рассматривают что-то не принадлежащее к роду человеческому. Потому что она не была человеком. Это он понял с первого взгляда, хотя смуглое, красивое тело выглядело совершенно женским, а ярко-красную одежду,– он теперь видел, что она была из кожи,– она носила с той непринужденностью, которые были свойственны лишь немногим нечеловеческим существам. Он понял это, когда заглянул в ее глаза, и неприятный холод пробежал по его телу. Глаза были зелеными, как молодая трава, с вертикальными, как у кошки, зрачками, а в их глубине затаилось выражение темной, звериной мудрости – выражение животного, которое видит лучше, чем человек.
Ее лицо было лишено всякого волосяного покрова; ни бровей, ни ресниц – и он мог бы поклясться, что плоский ярко-красный тюрбан, которым была обвита ее голова, прикрывает лысину. На ногах и руках у нее было по четыре пальца, которые оканчивались круглыми когтями, способными втягиваться, как у кошки. Она провела языком по губам – тонким, плоским, розовым языком, таким же кошачьим, как и ее глаза – и с трудом заговорила. У него сложилось впечатление, что ее горло и язык не приспособлены для человеческой речи.
– Больше нет страха, – сказала она, и ее маленькие зубы оказались белыми и острыми, словно у котенка.
– Почему они гнались за тобой? – с любопытством спросил он.– Что ты натворила? Шамбло… это твое имя?
– Я… не говорить… твой язык,– сказала она, помедлив.
– Ну, попытайся хотя бы – я хочу знать. Почему они гнались за тобой? Ты можешь сейчас остаться на улице или тебе лучше укрыться где-нибудь в доме? Люди опасны.
– Я… идти с тобой.– Она сказала это с трудом.
– Говоришь мне ты! – ухмыльнулся Смит.– Кто ты? Помоему, ты выглядишь, как котенок.
– Шамбло.– Она произнесла это с грустью.
– Где ты живешь? Ты родом с Марса?
– Я приходить… издалека… из старого времени… из далекой страны…
– Подожди! – засмеялся Смит.– Ты говоришь что-то непонятное. Значит, ты не с Марса?
Она выпрямилась, подняв высоко голову в тюрбане, и в ее позе было что-то царственное.
– С Марса? – спросила она с презрением.– Мой народ… у вас нет такого слова. Ваш язык… очень трудный для меня…
– На каком же языке ты говоришь? Может быть, я знаю его. Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде была едва заметная насмешка, в этом он мог бы поклясться.
– Когда-нибудь… я… поговорю с тобой… на моем языке,– обещала она ему, и розовый язык быстро скользнул по губам быстрым и голодным движением. На красном тротуаре послышались приближающиеся шаги и перебили ответ Смита. Марсианин – житель сухих равнин, подошел, качаясь, распространяя запах сегир-виски, марки, которую изготовляли на Венере. Когда он увидел вспыхнувшие ярко-красные обрывки одежды девушки, он резким движением повернул голову, а когда его затуманенное сегиром сознание восприняло ее присутствие, он шатаясь зашагал к нише и заорал: – Шамбло, клянусь Фаролом! Шамбло! – при этом он вытянул руку, чтобы схватить ее. Смит с презрением отвел его руку в сторону. Пьяный отшатнулся назад и уставился на него горящими глазами.