Фата на дереве
Шрифт:
У меня уже к тому моменту все-все поменялось в жизни. Я даже думать забыл, что когда-то ее хотел и все такое… Остыл напрочь, даже если на свою же работу, ее портрет, смотрел, не помнил, что между нами что-то было. Причем телефон ее тоже найти не мог. Мой мобильник, где ее номер был, сперли у меня… Ну – и канула девушка с концами. Так я подумал.
Но только я так подумал – опа! Сама мне звонит. Надо повидаться, говорит.
Отлично. Приходи, говорю. Заодно и поработаем.
Пришла. Еще толще, чем была. В остальном – та же.
– Ну, раздевайся, – говорю.
Разделась.
Стал
– Что делал это время? – спрашивает.
– Жил, – говорю, – работал.
– Смотрю: кольцо у тебя обручальное. Ты, никак, женился?
– Женился, – говорю.
– По любви?
– По большой любви.
– Я, – говорит, – сейчас угадаю, на ком.
И, представь, точно мне сказала: на Регине. Я отрицать не стал.
Тогда она мне и заявляет:
– Поздравляю. Только ей не мешало бы знать, что у меня сын от тебя родился недавно.
Я прифигел.
– Как так «недавно»? Что за ерунда? Девяти месяцев не прошло… И быть не могло…
– Быть все может, раз родился. А девять месяцев – это не всегда. Он недоношенный. Можешь посмотреть, папаша.
И ржет злорадно…
Я не поверил. Ни на секунду. И еще знаешь почему? Вот тогда, когда первый раз мы с ней повстречались как художник и модель, я обратил внимание, что у нее грудь выглядит как у беременной. Я много беременных писал. Знаешь, тогда спрос и на такое пошел. Богатые мужья старались своих жен в положении запечатлеть… И так все оформлялось… по принципу «все прикрыто, все целомудренно, только чуть наготы для особой красоты». И вечно просили грудь изобразить. Одну хотя бы. А живот в такой полупрозрачной вуали. Вот я и насмотрелся. И первая мысль, когда та разделась в первый раз, была: беременная небось. Но тут мне дела не было вообще.
И вот она через чуть больше чем семь месяцев сообщает, что у меня якобы родился сын.
Я подъехал, посмотрел. Абсолютно доношенный толстый парень. Ничего моего вообще. Ну, успокоился. И думаю, ладно, мели, Емеля, твоя неделя. Сделаю серию портретов, какие от меня ждут, дам этой денег – все-таки одна с дитем… Пусть. А остальное – на ее совести.
Так и вышло. А тему, чей ребенок, я заострять не стал. Просто поленился.
И повелось у нас с ней, что время от времени я ее в разных позах изображал. Картины продавал. Денег ей подкидывал. Она, наверное, решила, что я все ее байки принял за чистую монету.
Да и правду скажу. Каждый раз, когда встречались, я не удерживался. Меня к ней не тянуло. Но когда встречались, между нами все было.
– Ты изменял Рысе? И говоришь, ты ее любишь? – с тоской спросила Сана.
Она теперь не могла смотреть на Петра. Ей было нестерпимо больно. И все тут.
«Почему так происходит, – думала она, – почему ни одна пара не может спокойно себе жить и радоваться друг другу? Почему обязательно вклинится какая-то дрянь, пакость… Неужели нельзя без этого?»
– Да, я изменял. Но не считал это изменой. Я вообще о той не думал. Кончался сеанс, я уходил из мастерской и тут же забывал о той. Любил и люблю я только свою жену. И глубоко ее уважаю. Суди меня, как хочешь,
Прости. Я вижу, что у тебя у самой проблемы нешуточные. Тяжкие. И корю себя, что я раньше не был внимательным к тому, что у тебя происходит с этим твоим Славиком. Мне на него плевать, что бы он ни предпринял. Я должен вас всех защищать…
И я бы не стал тебе ничего говорить. Но сейчас речь идет о существовании нашей семьи. И я просто в ужасе. Прости.
Я должен тебе все досказать. А дальше решай сама, будешь мне помогать или прогонишь насовсем. Пойму тебя, как бы ты ни поступила.
Слушай.
Так длилось все эти годы. Бывали большие перерывы. Бывало, год с толстухой не виделись. Я временами передавал ей деньги. Так, по привычке. По дружбе, можно сказать. В ее жизнь не вникал и не собирался. Иногда, если появлялся заказчик, звал ее, делал картину… Тогда она обязательно провоцировала меня на близость. А я уже привык… Все так легко… Да – да, нет – нет. И не надо.
И при этом, представь, был уверен, что не изменяю жене. Что то все – просто рабочие моменты. Она про них никогда не узнает. А это – так, пшик. Мне с этой не было ни интересно, ни весело, ни тепло. Так, как в бане побывать, что ли.
Ничего это от жены, от семьи не отнимало.
Мне так казалось.
И недавно – совсем недавно – я снова встретился с этой бабой. Причем я жене сказал, что буду на день позже (я по делам улетал). А сам прилетел и пошел с натурщицей в мастерскую. Я первый раз так сделал, ну, насчет даты прилета соврал. Дело в том, что мне, во-первых, надо было закончить портрет, ни на что не отвлекаясь. Во-вторых, я хотел с этой моей моделью все закончить раз и навсегда, Какая-то тревога меня начала точить. Словно что-то подсказывало, что я доиграюсь.
Там, в мастерской, все шло как обычно. Я работал. Она меня всячески подначивала. Провоцировала. Ну, естественно, я опять имел с ней секс. Потом она начала уже в открытую над женой издеваться. И говорила, что все жене расскажет, что у меня с ней сын…
Я ей высказал все, что о ней думаю. И о сыне, который не мой и моим никак быть не может. Я, кстати, еще раньше как-то ей сказал: давай сделаем генетическую экспертизу, все установим, если все так, как ты утверждаешь, я, конечно, своего сына признаю и всем о нем расскажу. Говорил я так, потому что ни на секунду не сомневался, что она врала мне. Ну, она на мое предложение тогда вяло оскорбилась, вопрос вроде закрыли. А тут она опять… Короче, я понял, что все. Точка. Порезвился, и хватит. Плохо все может кончиться.
Я ей все по полочкам разложил. Выпроводил ее, вернулся в мастерскую. И тут меня охватил жуткий страх. Никогда такого не было в моей жизни. Мне стало казаться, что кто-то на меня смотрит. Я и на второй этаж поднялся, все обошел. Конечно, никого. Но ощущение не проходило.
Дальше – другие чудеса. Оказалось, Рыся со мной полететь не сможет. У нее какое-то там срочное дело, какая-то клиентка богатая в горах худеть собралась, она отправилась к ней. И никак у меня не получалось с женой словом перемолвиться. Ну никак.