Fatal amour. Искупление и покаяние
Шрифт:
— Весьма недурственно, — вынесла она свой вердикт.
— Я ещё не закончила, — обиженная столь скромной оценкой её стараний, отозвалась княжна. — Ежели вы посидите ещё немного, я, пожалуй, смогу дорисовать ваш портрет.
— Я устала, — вздохнула Марья Филипповна. — Не могли бы вы мне принести что-нибудь почитать? Сама я вряд ли дойду до библиотеки, — кивнула она свою ногу, покоящуюся на низенькой подставке.
— Что бы вы хотели прочесть? — подавив раздражение, отложила в сторону альбом княжна и поднялась со стула.
— Я полагаюсь на ваш вкус, Софи, — улыбнулась Марья.
Пока mademoiselle
Перевернув страничку, Марья Филипповна замерла, вглядываясь в другой портрет. Кончики пальцев скользнули по бумаге, словно она желала бы воочию прикоснуться к этим высоким скулам, твёрдой линии подбородка, красиво очерченным губам.
— Андрей, — сорвалось с губ тихим вздохом.
На какое-то мгновение всё вокруг будто перестало существовать, словно Марья оказалась где-то вне времени и пространства. Не замечая ничего вкруг себя, она настолько увлеклась созерцанием рисунка и мыслями, что он ей навеял, что не заметила, как вернулась Софья.
— Вы позволите? — вытащила из её ослабевших рук альбом княжна и захлопнула его нарочито громко. — Я принесла вам Карамзина и Гёте. Не знаю, что вы предпочитаете: прозу или поэзию.
— Мне, право, всё равно, — глядя ей в глаза отозвалась Марья Филипповна. — Не могли бы вы оставить меня? — довольно неприветливо обратилась она к золовке, страстно желая остаться в одиночестве.
— Как пожелаете, — кивнула Софья и удалилась из комнаты, прижав альбом к груди обеими руками.
Едва за княжной закрылись двери, Марья, не в силах более сдерживаться, шмыгнула носом. Слёзы навернулись на глаза, застя взгляд.
— Ну, полно, барыня, — подошла к ней Милка. — Теперь-то чего горевать? Прошлого не воротишь. Да и маленькому плохо, когда вы плачете.
— Господи, какой же дурой я была! — закрыла лицо ладонями княгиня. — Отчего ты меня не остановила тогда? — взглянула она заплаканными глазами на свою горничную.
— Да, как же вас остановишь? — растеряно развела руками девушка. — Вы же ежели что вбили себе в голову, так никого слушать не станете.
И без того скверное настроение Марьи Филипповны испортилось ещё больше. Не зная на чём ещё выместить свою злость и отчаяние, что вдруг охватило её, она спихнула со столика книги, что принесла Софья и отвернулась к окну, созерцая горевший алыми всполохами закат.
"Мысли, мысли, куда же деться от них? — раздражённо вздыхала княгиня. — Что нынче проку прикидывать что было бы, коли осталась бы в Веденском?" Что было силы стиснув подлокотники кресла, Марья постаралась подавить в себе нараставшую истерику. В том то и беда, что в глубине души она знала, что было бы, коли бы она не ослушалась Андрея и дождалась его возвращения. Как не крути, никто, кроме неё самой не виноват в том, что жизнь её запуталась, будто тонкая
Князь Куташев вернулся домой к ужину. Поскольку спуститься в столовую для Марьи Филипповны было довольно затруднительно, ужинала она у себя в покоях. Отчасти чувствуя себя виноватым в её увечье, Куташев составил ей компанию. Во время трапезы Марья пожаловалась на скуку.
— Мне совершенно нечем заняться, — выговаривала она мужу, будто бы именно он был виновен в её вынужденном безделье.
— Могу предложить вам партию в шахматы? — иронично усмехнулся Николай, заканчивая ужин.
— Я не умею играть в шахматы, но коли бы вы взяли на себя труд обучить меня, — оживилась Марья.
— Удивлён, — съязвил Куташев. — Всегда считал, что стратегия — ваш конёк, madame. Признаться, учитель из меня никудышный, но я попытаюсь.
Убрав со стола, прислуга принесла шахматную доску и искусно выточенные фигурки из слоновой кости и обсидиана. Расставляя фигуры на доске, Николай называл каждую и рассказывал, каким образом та или иная фигура передвигается по доске.
— Это — король, — поставил он на доску самую высокую фигурку. — Несмотря на то, что фигура самая слабая, в партии она играет ключевую роль. Все остальные фигуры должны защищать его, — объяснял он. — Это — ферзь или королева, — продолжил он, ставя на доску ещё одну фигурку подле короля. — Ферзь — самая сильная фигура, но и пешками пренебрегать не стоит. Любая из них может стать ферзём, коли доберётся до противоположного края доски. Белые всегда начинают партию, — взяв с доски белую и чёрную пешки, он зажал их в руках. — Выбирайте, — усмехнулся Куташев, — вытянув вперёд руки с зажатыми в кулаках фигурками.
Марья указала на левый кулак и разочарованно вздохнула, увидев на ладони супруга чёрную пешку. Для неё оказалось непосильной задачей запомнить, каким образом надобно передвигать на доске каждую фигуру, и уж тем более просчитать ходы противника наперёд. Николай терпеливо раз за разом поправлял её, фактически играя партию за обе стороны. Вскоре его жене игра наскучила, поскольку постичь её смысл у неё никак не получалось.
— Боюсь, для меня сия наука слишком мудрёная, — вздохнула она под конец партии. — Может быть лучше в карты? — с надеждой взглянула она на супруга.
— Давно я не брал карты в руки, — нахмурился Куташев.
— Отчего? — поинтересовалась Марья Филипповна.
— Мне было восемнадцать, — усмехнулся Николай, — и я крупно проигрался. Отец выплатил мой долг, а я пообещал, что более никогда не сяду за карточный стол.
— Мой брат однажды проиграл имение в карты, — тихо обронила Марья. — Тяжело нам тогда пришлось. Коли бы не Бетси…
— Бетси — покойная жена Сергея Филипповича? — осведомился Куташев.
Марья кивнула. Разговор о Бетси невольно напомнил ей о причинах смерти снохи. Положив руку на живот, княгиня слегка побледнела. Догадавшись о том, что её тревожит, Николай тяжело вздохнул. На какой-то мгновение в голове появилась мысль о том, что подобный исход для него был бы идеален, но он тотчас одёрнул сам себя. Какие бы чувства он не испытывал к Марье Филипповне, желать другому человеку смерти — последнее дело.