Фатальное колесо. На все четыре стороны
Шрифт:
Только… увы. Внешние признаки говорят об обратном.
Да у нее сейчас глаза наружу выскочат! Как рыба на суше хлопает губами, не издавая при этом ни единого звука. Потому что прозвучало священное слово «связи». И любая ее реакция в данном контексте – заведомо проигрышная. Откуда она знает, какой «блат» у этого не по годам борзого школьника? И как он вообще попал в эту «крутую» школу? Здесь риск равноценен поражению, против лома нет приема. Легче изображать возмущенную немую рыбу сколь угодно продолжительное время.
Я понаблюдал за ее эволюциями еще секунд пятнадцать, потом медленно развернулся и солидно, как будто так и задумывалось, прошагал к выходу из класса.
Не прошла тетя тестовой проверки, не прошла. Оценка – «неуд».
– А почерк, если честно, у меня и правда корявенький, – признался я напоследок.
Сжалился.
Прежде чем нагло и демонстративно закрыть за собою дверь.
Глава 6
Принцесса Диана
Не прогадал я с библиотекой.
А школьное идеологическое сито в наших анналах действительно оказалось с прорехой. Недоглядели ответственные лица старую подшивку газет «Красный Крым». Точнее, ее вообще, кажется, никто не смотрел. По крайней мере, последние лет десять точно, вот и проскользнула неоднозначная статейка…
Добрая пожилая библиотекарша Вера Семеновна, услышав мою просьбу «полистать старинные газеты», глянула на меня как на подрастающего марсианина, но тем не менее беспрекословно почапала куда-то в глубины книжного хранилища, откуда через какие-то полчаса (подумаешь, нетрудно и подождать) выволокла на свет божий пыльные пласты пожелтевшей послевоенной прессы.
И еще минут через тридцать я обнаружил то, чего, как правило, в советских газетах не печатают. А если случайно редактор и пропустит что-либо подобное, то ему кое-кто завсегда укажет своевременно на «нарушательство безобразий». Если сам, конечно, не закрутится в дикой карусели невидимого фронта в борьбе за чистоту священной идеи.
В данном случае, видимо, так и получилось. А потом еще и осело в школьной библиотеке. О, пардон! В элитной школьной библиотеке. Что, к счастью, ее не сильно-то и испортило…
В одной из майских газет 1944 года среди бравурных победных статей и репортажей с фронта на самой последней странице затерялась коротенькая заметка под названием «С фашистской жестокостью». Всего пара абзацев. И там, с характерным для того времени наивным пафосом, черным по желтому: «…Зверски зарублена семья из пяти человек… нелюди в человеческом обличье… с фашисткой жестокостью…» – и так далее. Но самое главное: «…В исступлении кровавого пароксизма преступник, уходя со двора, зарубил даже собаку, которая от собственной старости, а может, и от грохота прокатившейся по городу войны давно уже стала глухой, слепой и совершенно безобидной…» Во как! И «грохот войны» здесь. Куда же без него? Можно даже восхититься и даже умилиться
А ведь это уже почерком попахивает.
Надо срочно озадачить начальника, чтобы взрыл землю в этом направлении. Точнее, поставил соответствующую задачу тем, кто рыть умеет, – не чета мне, вахлаку!
А ведь я что-то подобное и хотел найти, как чувствовал.
Откуда?
Опять мистика?
Еще ничего толком не сдвинулось с мертвой точки, а мне как будто кто-то сзади по ляжкам нахлестывает – да, да, оно! Давай, не тормози, двигай в этом направлении!
Тьфу-тьфу-тьфу. Чур меня!
Хорошо, что я не верующий. А то надумал бы уже себе какой-нибудь чертовщины.
Просто интуиция. Да привычка чуть что лезть в библиотеку – детская, между прочим, привычка. Мамой вбитая, еще до школы, вот за что ей спасибо так спасибо!
Значит, так. Я вновь зашуршал газетами.
Издание от четырнадцатого мая. Что еще? Есть улица! Корреспондент совсем нюх потерял, да и понятно – эйфория, месяц как город освободили. Запамятовал про тайну следствия. Или не знал. Улица Эстонская. Что-то не помню, где это…
А, блин! Так это же не здесь. Это Симферополь, столица Крыма! От нас километров семьдесят на север. Я даже там учился когда-то… в будущем. Да, что-то там такое эстонское есть среди улиц. В центре, кажется. Найдем. Вытянем все, что можно…
– Караваев!
Я аж подпрыгнул от неожиданности.
Калмыков Димка, одноклассник. Подкрался сзади и гаркнул мне прямо в ухо.
И лыбится!
– Ты чего орешь, – зашипел я возмущенно, – на стадионе горланить будешь! Не учили, как в библиотеке себя вести нужно?
А сам покосился на милейшую Веру Семеновну, которая, как ни в чем не бывало, снисходительно улыбалась нам, близоруко поглядывая на безоблачный для нее мир поверх старинных очков, круглых, как у черепахи Тортилы. Или все же как у Базилио? Да, блин, какая разница? Опять ребенок в мозгах зашевелился? Эй, Тортила! Почему замечание не делаем этому крикуну?
– Тебя Грипповина ищет, – все же убавил громкость одноклассник, – меня послала, чтоб позвал.
Я вздохнул. Чего ей еще от меня надо?
С трудом удержавшись от желания тут же выдрать из подшивки нужную газету, я нехотя встал из-за стола.
– Идем. Вера Семеновна! Можно пока все это полежит здесь? Я вернусь скоро.
Та добродушно замахала в ответ. Иди, мол, не беспокойся, «ах, была как Буратино я когда-то молода…».
Я непроизвольно хмыкнул и саданул легонько Димку промеж лопаток, направляя его к выходу из библиотеки.
– Ну что, друг степей, и часа не могут без меня прожить? Чего там у вас стряслось?
– Там капец, – в два слова обрисовал диспозицию Калмык. И добавил лаконично: – Полная хана!