Фатальное колесо. На все четыре стороны
Шрифт:
– Мы что, под надзором теперь будем работать? – вкрадчиво поинтересовалась Ирина, пытаясь успокоить своим мурлыканьем раздраженного Шефа.
Пятый в раздражении! Тушите свечи.
– Номинально. – Начальник окончательно взял себя в руки и теперь хмурился, стыдясь собственной несдержанности. – Представитель группы партийного контроля получает доступ к материалам расследования. В части, касающейся… короче, туда, где мы ему позволим касаться. Понятно?
– Более чем.
– Предполагается высокий резонанс и серьезная политическая подоплека. Поэтому партия решила проконтролировать ход нашего расследования.
– А как они пронюхали?
Я
Но вопрос в тему.
– От меня и пронюхали, – раздраженно бросил Пятый. – Через Совет ветеранов войны. Я наводил там справки о потерпевшем.
Послушался меня все-таки.
– Ну и как? Навели?
– В этой папке – все, что наработали следователи и дознаватели из МВД по убийству. Есть даже протокол о передаче материалов законченного следствия в прокуратуру. Если бы не наше вмешательство, – выразительный взгляд в мою сторону, – на днях все эти художества бодро отправились бы в суд. Под «строительство вышки», разумеется. Для того самого бестолкового пьяницы. В целом – все грамотно, весомо и основательно, если бы не…
– Совет ветеранов, – подсказал я. – Это понятно. Мы почитаем, конечно. Все до буковки изучим. А в двух словах можно? Вслух?
– В двух словах, – проворчал начальник, выравнивая лежащие на столе бумаги и письменные принадлежности до состояния режущей глаз симметрии. – В двух словах не получится.
– Тогда в трех… – ляпнул я и осекся.
Шеф так зыркнул, что я чуть язык себе не откусил. «И вырвал грешный свой…»
Еще и Ирина чувствительно пнула меня под столом по коленке. Да, самое время помолчать.
– Потерпевший Кондратьев Тимофей Леонидович, одна тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения, уроженец поселка Ключи под Симферополем, – стал рассказывать Сергей Владимирович. – Партизан. – Выразительный взгляд в мою сторону. – Один из немногих, кто остался в живых после содержания в концлагере «Красный». Об этом заведении подробной информации в широком доступе нет, хотя три года назад все же состоялся суд над палачами. Кого нашли.
– В Германии нашли?
Пятый хмыкнул.
– Не все так просто.
Открыл ящик стола и вытащил на свет несколько фотоальбомов, толкнул по столешнице в нашу сторону.
– Ребенок, у тебя нервы крепкие?
Хороший вопрос.
Особенно после того, как в течение последних полутора лет волей обстоятельств я пару раз был буквально в сантиметре от гибели.
– Где страшно будет, я глаза закрою.
– Ну-ну… – Видно было, что Пятому тоже как-то не по себе.
– Какой-то особый концлагерь? – поинтересовалась Ирина.
– В том-то и дело, что… особый, – сказал начальник, пока мы, холодея, разглядывали пожелтевшие от старости фотоснимки. – Бывший совхоз «Красный» во времена оккупации Крыма фактически был «фабрикой смерти», и не столько для военнопленных, сколько для гражданского населения. Включен в международный реестр наряду с «Бухенвальдом» и «Дахау».
– Ничего себе.
– Всего за два года замучено, сожжено, сброшено живьем в колодцы, забито до смерти и уморено голодом примерно пятнадцать тысяч человек. Я употребил слово «примерно», потому что из колодцев не изъято останков около двух тысяч узников. Колодцы просто решили запечатать и залить бетоном, работники на раскопках падали в обморок и сходили с ума.
Мы молчали, оцепеневшие.
А начальник
– Стационарных печей не было, но людей жгли так называемым «стеллажным способом». Нижний слой – шпалы, потом люди, доски, керосин. Снова люди, доски, керосин… люди, доски, керосин – и так до десяти слоев. Люди… гм-м… многие, короче, были еще живы. Найдено два таких «стеллажа», в одном было сожжено минимум две с половиной тысячи, во втором – около тысячи семисот. На пожарище даже костей не оставалось, один лишь пепел. Фотографии в этом альбоме. А вот в этой папке материалы судебного процесса над палачами. Три года назад он наконец состоялся. В Германии, спрашиваешь, искали?
Шеф как-то очень неприятно оскалился.
– А где еще? В Канаде? В Аргентине, Бразилии?
– В Советском Союзе, – подрагивая голосом от чрезмерного спокойствия, ответил Шеф. – Из персонала лагеря только четверо – немцы. Все остальные – шуцманы, полицаи Сто пятьдесят второго крымско-татарского шума-батальона. Да-да. Те самые, о которых ты тут намедни распинался. За два дня до освобождения Симферополя они провели последнюю акцию уничтожения. Так называемую «процедуру зачистки лагеря». Вручную… из пулеметов. А потом, по дороге на юг, куда они якобы отступали с немецкими войсками, шуцманы просто банально растворились в предгорьях. Разбежались кто куда. На все четыре стороны. И списки личного состава все пропали, или спрятал кто-то, или просто кто-то уничтожил от греха. Вот и пришлось вылавливать их по свидетельским показаниям без малого тридцать лет. Все, что они творили с узниками концлагеря, в материалах суда подробно описано. Читайте, анализируйте.
Он шумно встал, толкнув кресло назад.
– Я в партком. Знакомиться с куратором. Вы работайте с документами. Материалы под грифом, из кабинета не выносить, записей не делать.
– Сергей Владимирович, мы знаем, что такое «под грифом»…
– Как раз это я и хотел услышать. И именно от тебя, учитывая, что ребенку вообще допуск не положен!
– Так я знаю, что… все это безобразие под вашу личную ответственность. Ценю даже.
– Ладно, работайте, – не стал ввязываться в перепалку Пятый. – У вас два часа на все про все. Потом жду версии.
– Ой, постойте, Сергей Владимирович!
– Ну, что еще?
– Вы говорите «версии». Организуйте нам встречу с подозреваемым. С тем самым пьяницей, что чуть под «вышак» не загремел. Он ведь наверняка в отказе?
– А ты откуда знаешь?
– Опыт…
За спиной закашлялся Козет.
– Организую. Все. Читайте. Я пошел.
– Ни пуха…
– Отставить!
– Понял.
Хлопнула дверь. Излишне, надо сказать, резко хлопнула.
– Ну ты что, Старик? – Ирина демонстративно покрутила пальцем у виска. – Шеф и так на взводе.
– Да я понимаю. – Я уселся за стол и пододвинул к себе папку с материалами суда. – Ну, что там у нас «под грифом»? Да-а, не секретить эти документы надо, а в газеты, в листовки, в телепередачи и кинофильмы. В школах надо на «уроках мужества» показывать!
– Кому надо виднее.
– «Кому надо» страну прощелкают через пятнадцать лет!
– Чего-чего через пятнадцать лет? – оторвался Сан-Саныч от материалов дознания. – Какую страну прощелкают?
Ирина за спиной у Козета сделала мне «страшные глаза» и очередной раз покрутила пальцем у виска. Ну да, погорячился. То, что я из будущего, знает только Ирина. Козет пока в круг посвященных не допущен.