Фатерлянд
Шрифт:
Тридцатитрехлетний Чо родился в Пхеньяне. Его отец, известный профессор, преподавал в Университете имени Ким Ир Сена иностранные языки и литературу; мать же была ведущим журналистом Центрального агентства новостей. По окончании Литературной академии он поступил в Восьмой корпус, но после трехлетнего пребывания в его стенах перевелся курсантом в Университет имени Ким Хён Джика, названный в честь отца Вождя. Проявив выдающиеся способности, он был зачислен в Военно-политический университет имени Ким Чен Ира, где наряду с иностранными языками и точной стрельбой весьма преуспел в поэзии и художественной прозе. Хан вспомнил, что, когда он познакомился с Чо, тот был уже широко известен как писатель. Чо был высок, строен и обладал глубоким звучным голосом. Внешние уголки его раскосых глаз чуть загибались вверх. Его внешность магически действовала на женщин. Сейчас он был облачен
— Если что-то хотите сказать, так скажите, — мягко произнес Хан, по очереди оглядывая всех находившихся в кубрике.
Судя по всему, Пак и Чо были не единственными, кому сейчас было немного не по себе. К немалому удивлению Хана, даже у Чана Пом Су лоб заметно увлажнился. Чан считался самым юным из студентов, кто когда-либо проходил обучение в Военно-политическом университете. Во время учебы у него открылся настоящий талант диверсанта, словно он был рожден для такой деятельности. Тонкая переносица и узкие губы в сочетании с твердым и спокойным взглядом чрезвычайно подходили его характеру. Чан провел множество операций по поимке перебежчиков и занимался возвращением политических преступников, которые ранее бежали через границу в Китай. Среди политически неблагонадежного элемента он был известен своей безжалостностью — Чан не щадил ни стариков, ни молодых. И вот сейчас, подумал Хан, этот бесстрашный человек сидит здесь, весь окостеневший от внутреннего напряжения.
Единственные, кто не вписывался в общую картину, были две женщины: Ким Хван Мок и Ли Кви Ху, которые сидели слева у дальней переборки. Ким была уроженкой округа Ранэм из провинции Хамгён-Пукто; Ли родилась в Чхонджине. Их лица выражали ту же внимательность и серьезность, что и у мужчин, однако девушки то и дело обменивались взглядами и казались более расслабленными. В них чувствовалось что-то невинно-простодушное. До поступления в Университет имени Ким Чен Ира Ким работала в Службе безопасности железных дорог и в корпусе ПВО Пхеньяна. После она перешла на службу в Разведывательный отдел Управления государственной безопасности. В университете она изучала английский и японский языки, а также финансы и основы предпринимательской деятельности — помимо, разумеется, боевой подготовки. Ким была миниатюрной, с маленькими плечами и обладала огромными, почти круглыми глазами. Она носила челку и благодаря своей миловидности участвовала в выступлениях оркестра Корейской Революционной оперы. Передвигалась она с удивительными ловкостью и скоростью. Выросшая в суровых горах, где ей приходилось охотиться на кроликов, стрелять оленей и вырубать во льду лунки, чтобы поймать сома, на учениях в заснеженных лесах Ким с легкостью опережала мужчин.
Ли Кви Ху подняла руку и по-японски попросила разрешения обратиться. Ли недавно исполнилось двадцать восемь. Окончив школу, она получила назначение в Министерство народной безопасности. Там она настолько хорошо зарекомендовала себя, что, как и Ким, поступила в Университет имени Ким Чен Ира, где проявила способности в изучении японского и китайского языков, а кроме того, в работе с системами электронной коммуникации. Помимо этого, Ли прекрасно разбиралась в вопросах подрывной и диверсионной деятельности. Служила она в Агентстве государственной безопасности и разведки. Среднего роста, гибкая и спортивная, Ли обладала немалым интеллектом. Ее задача в предстоящей операции заключалась в том, чтобы, получив доступ к регистрационной базе данных, собрать, регламентировать и проанализировать демографические данные района Фукуока.
— Не нужно тянуть руку. Что у вас?
Ли встала со своего места и выпрямилась.
— Трудно придумать тему для разговора, когда тебе приказывают говорить.
Хан был в нерешительности. По здравому рассуждению, он понимал, что глупо заставлять людей свободно разговаривать после того, как им неустанно прививалась мысль (не столько словами, сколько действиями) о том, что они не должны иметь ни собственной воли, ни собственных чувств. В их среде значение имело лишь беспрекословное подчинение приказам. Новобранцев, например, было принято привязывать к столбу и в течение нескольких часов сечь прутьями,
В армии было принято два вида «тренировок» для молодых солдат. Первый назывался «мотоцикл»: курсант расставлял ноги, сгибал колени и вытягивал руки вперед, словно держась за руль мотоцикла. В таком положении бедняга должен был оставаться неподвижным в течение часа, хотя уже через несколько минут напряжение в ногах и пояснице начинало причинять страшную боль. Наконец, следовала команда «бегом!» — и курсант со всей мочи должен был бежать прямо на бетонную стену. Если он пытался каким-либо образом смягчить удар, процедура повторялась.
Второе испытание называлось «вертолет». Человека заставляли раскинуть руки наподобие вертолетного винта и крутиться по вертикальной оси. В какой-то момент его толкали на бетонный пол, причем согнуться, чтобы смягчить падение, было нельзя.
Перейдя из Управления в действующий спецназ, Хан неоднократно испытал на своей шкуре, что такое «вертолет». Результатом были выбитые зубы, сломанный нос и неоднократные сотрясения мозга. Иногда боль становилась настолько сильной, что Хан почти терял сознание. Впрочем, на сей счет обольщаться не приходилось — если возникало подозрение, что испытуемый притворяется, его обливали ледяной водой или кололи ему веки иголками. Решивших схитрить подвергали еще более страшным пыткам.
Такого рода «испытания» служили идеальным инструментом подавления воли и эмоций. Для осуществления контроля над человеческим поведением в Республике было разработано множество методов с использованием унижения, боли и страха, причем эти методы одинаково применялись как в отношении к элитным частям спецназа, так и в отношении уголовников, политзаключенных и контрреволюционеров, которые томились в концентрационных лагерях в скотских условиях.
Теперь Хан полностью осознал, насколько он был не прав, приказав подчиненным вести себя открыто и по-дружески. Хоть они и научились подчиняться самым невообразимым приказам, просто болтать ни о чем было выше их сил. Кроме того, понятие дружбы не сводится к простому обмену мнениями. Хан попытался вспомнить, о чем он разговаривал со своими товарищами в детстве и как находил общий язык с русскими и венграми во время учебы в Киевском политехническом институте. В школьные годы он считался законченным хулиганом. После уроков они с друзьями собирались вместе и обсуждали, кто из их недругов заслужил сегодня взбучку. В те времена в молодежной среде был чрезвычайно популярен бокс. Хан и его одноклассники боготворили Чхве Чоль Су, чемпиона категории «в весе пера», и бегали тренироваться в единственный в городе спортзал. И даже после тренировок у них не было иных разговоров, кроме как о Чхве.
Его воспоминания о Киеве были связаны с одним эпизодом. Продолжая заниматься боксом, Хан часто стоял в спарринге со студентом из Анголы. Однажды тот спросил Хана, знает ли он, кто такая Мадонна. Хан ответил, что образ Мадонны — довольно распространенный сюжет в европейской живописи. Анголец расхохотался и показал ему журнал с фотографией американской поп-звезды. Об этой истории узнали другие студенты. Хана стали узнавать, и так, мало-помалу, он приобрел приятелей. Как оказалось, для того, чтобы возникли дружеские отношения, достаточно простого интереса — к боксеру, певице… да неважно, к чему или кому.
— Вам всем, полагаю, известна легенда о Хон Гиль Доне?
Разумеется, думал Хан, эта легенда известна каждому корейцу, хоть южанину, хоть северянину. Чем не повод вызвать общий интерес? Хон Гиль Дон, этакий корейский аналог английского Робина Гуда, был сыном провинциального дворянина и служанки. С самого детства он проявлял способности в боевых искусствах, схожих с практиками японских ниндзя. Он мог летать, внезапно исчезать, становиться оборотнем, перепрыгивать через горы и бегать быстрее ветра. Благодаря таким способностям он сделался настоящим бичом для вельмож и даже для самого короля. Хон Гиль Дон создал отряд из восьми бойцов — двойников самого себя, вдохнув жизнь в восемь соломенных чучел. Ему наконец удалось взять с короля обещание править справедливо, после чего он сам и его восемь воплощений исчезли. Во второй легенде Хон Гиль Дон возвращается и собирает всех бедняков со всего королевства, сажает их на корабли и увозит на неизведанную землю, где беглецы создают новое государство, в котором живут сказочно счастливой жизнью.