Фатум. Сон разума
Шрифт:
— Никита Викторович…
— Достаточно, мне пора.
— Можно вас пригласить в студию для прямого эфира?
— В ближайшее время я буду занят.
— Пожалуйста, позвоните мне! — Девушка протянула визитку и коснулась руки Ника ледяными пальчиками.
— Постараюсь. До свидания.
В квартире пахло выпечкой, Ник сглотнул и понял, насколько проголодался. На стук двери выбежала мама, всплеснула руками и сделала скорбное лицо:
— Где ты пропадал? Что случилось? На тебе лица нет! — Схватила за руку, посмотрела на сбитые костяшки. — Ты подрался?
По спине продрал мороз, Ник медленно снял пальто, повесил на крючок, отряхнул. Нет, эти с повестками не приходят, эти — он читал в романах и мемуарах — умыкают бесшумно и убивают тоже бесшумно. Значит, случилось что-то другое.
— Вот, тебе конверт.
Ник взял обычное письмо на свое имя с адресом отделения УВД, разорвал, развернул документ: повестка. Его вызывали в качестве свидетеля убийства.
— Давайте еще раз, по порядку, — предложил мент.
На нем были джинсы и свитер с вытянутым горлом, и, хоть полицейский представился, Ник не запомнил ни имени, ни звания. Лысеющий мужик под сорок с нездорово-желтой кожей, под глазами — мешки, губы узкие, серые, под цвет глаз.
Мент не курил, не светил лампой в лицо Нику, не закидывал ноги на стол. И допрос-то не походил на допрос — монотонно, уставшим голосом полицай спрашивал и спрашивал о погроме, и Ник недоумевал: зачем? Если каждого свидетеля держать по часу в кабинете, успеешь состариться и на пенсию выйти, прежде чем дело закроешь. А ведь Ник уже написал заявление, по минутам разложил день преступления и каждый лист завизировал. Неплохое развлечение утром понедельника, закалка для нервов, испытание на прочность.
— Мы условились с другом о встрече, — со вздохом начал Ник.
Мент кивал в такт словам, сложив руки на столе. Пометок в бумагах он не делал — историю последнего дня жизни Алексаняна Ник рассказывал уже в третий раз.
Ловят на неточностях?
Медленно поднималась злость. В самом деле, Ник — пострадавший. Он день пролежал в больнице, он друга потерял, а его чуть ли не обвиняют! Вызвали в отделение, пришлось отпрашиваться с работы до обеда. На месте Тимура Аркадьевича Ник бы себя уволил. То мама в СИЗО, то брат в лечебнице, то сам в больнице или в полиции — хорош сотрудник. А ведь будут еще похороны Артура, когда тело отдадут после расследования…
При мысли об этом Ник приуныл и сбился, запнулся на полуслове. О чем он только что говорил?
В серых глазках мента вспыхнул интерес. Полицейский даже вперед слегка подался, обдав Ника вонью застарелого пота.
— Да-да?
Ни в чем Ник не был виноват, но мысли заметались, выискивая выход. Ошибка, промах, теперь вцепятся — не отдерешь.
— Простите. — Он решил быть откровенным. — Накатило. Погибший был моим лучшим другом.
Мент пожал плечами. Все-таки отвратный человечишка, потрепанный и замурзанный, как его кабинет. Взгляду не за что зацепиться. Ник рассматривал пыльный фикус на окне. Кажется, несчастное растение поливали спитым чаем. И закапывали в землю у корней бычки. На столе задребезжал телефон, мент взял трубку, выслушал кого-то на том конце
— Никита Викторович, — почти ласково проговорил он. — Подскажите, а молодежное объединение, которым вы руководите, — зарегистрированная организация?
— Нет. Никакой организации нет. «Щит» — группа единомышленников и друзей.
— Ну, Никита Викторович… Давайте посмотрим фактам в лицо: организация объективно существует. И еще вопросик. Вот этот человек, — мент протянул Нику фотографию, — вам знаком?
Знаком. Ник узнал его по уродливой татуировке — свастике на бритом черепе. Он видел скина два раза: на Кутузовском и во время погрома в ТЦ, и определил для себя как вожака нацистов. Когда Ник рассказал об этом менту, у того снова блеснули глазки.
— И естественно, оба раза вы встретились совершенно случайно?
Ник кивнул. Мент оскалил желтые редкие зубы.
— А как зовут этого фигуранта, вы не в курсе? И журналистов вы во вчерашнем интервью дезинформировали?
Да они же, что называется, «дело шьют»! И уже не в вожди революции, а в предводители фашистов вслед за телевизионщиками записывают!
— Нет, не дезинформировал. Извините, сегодня у меня еще дела. Свидание. Мне пора идти. Я же свидетель, да? Не обвиняемый? Если вам нужны какие-то данные — получите от меня официальным путем.
— Конечно-конечно! — Мент встал из-за стола и театрально навис над Ником. — Если ситуация изменится, вас оповестят. Кстати, члены вашей несуществующей организации блокировали подъезд к отделению. Несомненно, они — просто ваши друзья, но их много, и они нервируют наших сотрудников… Поэтому ступайте себе к приятелям, а мы дальше будем работать.
Ник попрощался, насколько мог, вежливо и покинул отделение.
У ворот, за оградой, его ждали студенты. Не так много, как со страху менту померещилось, но и не мало — человек тридцать отборных активистов. Приветствуя их, Ник поднял руку и увидел, как, расталкивая единомышленников, к нему ломится Конь — большой, спортивный, красивый парень.
Стас Кониченко смотрел на Ника, как верующий на божество.
Под этим взглядом Нику стало не по себе и померещилось, что невидимый кукловод, все чаще заявлявший о себе, упоенно рассмеялся, потянул к обожанию и восхищению руки, будто замерзающий к огню.
Юноши и девушки обступили Ника плотным кольцом, протягивали руки, чтобы дотронуться хотя бы до рукава, и глаза у них подозрительно сверкали, как у аборигенов при виде Кука… Ник был уверен, что из окон отделения за ним наблюдают, и старался вести себя сдержанно, дружески, типа все так и надо, никакой организации не существует.
Стас Кониченко, наместник во студенчестве, подобрался к Нику почти вплотную, склонив голову, заглянул в лицо. Нику почудилось, что Конь перебирает ногами, грызет удила, рвется бежать, лететь быстрее ветра, нести справедливость, возмездие и что там еще несут четвероногие духи-оборотни.
— Что они вам шьют? — напрямую спросил Конь.
Ник краем глаза следил за незнакомыми студентами. Любой из них мог оказаться шпионом «Фатума».
— Участие в погромах, естественно. Надеюсь, никто из наших не замешан? Ты людей удержал?