Фатум. Сон разума
Шрифт:
Ладони вспотели. В середку его, в середку, нестандартное письмо. Обойдутся айтишники… А там Ник что-нибудь придумает. Будет бить себя по лбу и каяться: не уследил, запутался, первый раз же! Или уволится. Уволиться очень хочется. В общем, такой шанс упускать нельзя.
Тимур Аркадьевич даже пересчитывать листы не стал — занят был. Просмотрел первый документ, кивнул одобрительно и подмахнул, ориентируясь на «подхалимки», все экземпляры.
— Никита, мне нужно уехать. Я уже Олесю предупредил, но больше рассчитываю на вас. Если случится что — звоните на мобильник, но большинство вопросов постарайтесь решать самостоятельно,
Ник пожелал счастливого пути и с красной папкой в руках спустился в первый отдел. Косоглазый Александр Владимирович получил с рук на руки пачку документов: экземпляры одного и того же письма во все управления, вместо айтишного — служебку с требованием выдать личное дело Марии Кузнецовой. Всё за подписью Реута.
Косоглазый не выказал удивления, документы зарегистрировал, в журнале расписался и отдал Нику зеленую папку — тоже под роспись.
Его предупреждение насчет камер Ник помнил. Он вернулся в свою каморку, сунул Машину зеленую папку под россыпь бумажек и некоторое время изображал бурную деятельность, хотя сердце, казалось, стучало прямо в ушах: «Идиот, кретин, дебил! Имбецил, дурак, даун! Тормоз, неуч! Идиот!» Он умудрился упустить из виду несколько очевидных моментов: секретчик зарегистрировал подписанное Реутом требование о выдаче личного дела. И Ник расписался в журнале.
Кажется, покаяние ни к чему не приведет.
Но Ник должен был отыскать Машу.
И он отправился на обед, прихватив с собой стопку бумаг с зарытым в них досье. Дальнейшее — дело техники. В толчее столовой сунуть папку под пиджак. Остальные документы занести туда, где их ждут, — в делопроизводство. Обмолвиться, что болит голова. Наверху, у Олеси, повторить: голова болит, нужны таблетки, нет, к медсестре — не вариант, нужны определенные. Выйти «на минутку» из здания, в сторону ближайшей аптеки.
Ник вспотел, хотя не забыл надеть пальто, а дул пронизывающий ветер, и расслабился лишь за дверью аптеки. Под недоумевающим взглядом черепахообразной тетеньки-провизора он вытащил зеленую папку и принялся листать Машино дело.
Родилась… Училась… КП — средненький по сравнению с его, пятьдесят процентов, стабильный, не рос и не падал. КВ… А Маша-то у нас — прирожденная жертва! Коэффициент виктимности — сорок! Удивительно, что она умудряется не только жить, но и противостоять системе. Дальше, дальше. Институт. Личная жизнь. Работа в «Фатуме». Дальше!
— Молодой человек, — возмутилась провизор, — тут вам не изба-читальня!
Бытовое хамство только раззадорило Ника.
— Ничего, мне и тут хорошо, — откликнулся он. — Не нервничайте, я у вас что-нибудь дорогое куплю. Только дайте еще пять минут. Назначения врача просмотрю.
Конечно, она не поверила, но Нику не было дела до вздорной тетки. Он добрался до ноября этого года.
Напротив даты исчезновения Маши стояло лаконичное «в связи с потенциальной опасностью и внезапным ростом КП до шестидесяти помещена в изолят».
Сердце пропустило два или три удара. Руки задрожали. Изолят. Где бы это ни было и что бы это ни было, Ник понимал: Маша там не по своей воле, Маше там вряд ли нравится.
— Куда это вы? — возмутилась провизор, когда Ник направился к выходу. — А купить…
Ник зашагал к выходу, хлопнула дверь за спиной, отсекая вопли провизора.
Представительский
Через дорогу от деревни Горетово начинался лес, огороженный трехметровым забором. Когда-то в лесу прятались деревни и воинская часть, заброшенная в начале века, к которой примыкало садовое товарищество. Главный выкупил эти земли, лес местами вырубил, установил забор и охрану, а дачников и деревенских переселил. Теперь на огромной территории властвовал только он.
Джип замедлил ход и приблизился к воротам. Охранник вышел из будки, заглянул в машину, узнал Тимура Аркадьевича и отдал честь.
Территория усадьбы была разделена на две части: жилую, официальную (здесь стояли дом и подсобные помещения, были бассейн и баня, сюда приглашали гостей), и скрытую от посторонних глаз. Вторая половина лучше охранялась, ее окружал забор не ниже внешнего.
Джип въехал на территорию и, не останавливаясь перед особняком, взял вправо, к КПП на «объект».
Охранники на втором КПП снова заглянули в окна машины, удостоверились, что едет свой. Ворота медленно открылись. Колючая проволока, забор под напряжением, камеры видеонаблюдения… штурмом брать замучаешься. Преданные, как собаки, воины по периметру. Официальные легенды для журналистов и любопытных: Президент ООО «Фатум» организовал себе «зону отдыха» со стрельбищем, у Главного паранойя, и он прячется ото всех за двойным забором… Если бы кто-то узнал правду — не поверил бы.
И неверие охраняло бы «объект» надежнее сотен вооруженных головорезов.
Вдоль асфальтовой дорожки замерли голые березы, за ними серели бетонные стены построек. Здесь всё было функционально и строго, как в воинской части, когда-то располагавшейся на этой территории. Джип остановился. Тимур Аркадьевич выбрался наружу, вдохнул полной грудью холодный свежий воздух.
«Перед смертью не надышишься, — подумал Реут. — До чего же противное место. И ладно бы в особняке принял — нет, решил поиздеваться, в бункер зовет».
Дальше предстояло идти пешком. Прямая, как стрела, дорожка упиралась в очередные ворота, на этот раз — в бетонной стене здания без окон, похожего на ангар. Когда открывали обе створки, в них мог и грузовик пройти, и танк при надобности. Тимур Аркадьевич, натянуто улыбаясь охране, позволил удостоверить свою личность: посветить в глаз, снять отпечаток пальца. И только потом был допущен в святая святых.
В почти пустом бетонном зале, перед люком в подвал, в глубоком кресле — единственном предмете интерьера — восседал Главный. Тимур Аркадьевич склонил голову, здороваясь и выражая почтение. Сверху лился неяркий голубой свет, единственная люминесцентная лампа тихо гудела — вот-вот перегорит. Главный хранил молчание.
Тимур Аркадьевич наизусть знал его уловки: пригласить в максимально некомфортное помещение. Молчать, сцепив пальцы на цыплячьей груди. Смотреть в упор из-под седых лохматых бровей, не мигая. Глаза — белесые, мутные. Смятый пергамент лица. Бескровный шрам рта. Черный старомодный костюм.
Упырь в своем склепе, прости, Господи!
Тимур Аркадьевич, давным-давно разуверившийся, атеист до мозга костей, каждый раз едва сдерживался, чтобы не перекреститься.
— Вызывали? По поводу вступления в ВТО я вам направил…