Фатум
Шрифт:
– В период романтизма платья приобретают особую пышность и богатство отделки, – портной, покрасневший от натуги, все же умудрялся читать лекции. – В моду вошел силуэт «песочные часы», создаваемый изящным корсетом, юбкой на кринолине и пышными широкими рукавами на каркасе…
– В моду вошло кислородное голодание, – просипела Николь-манекен, на которую, в принципе, никто не обращал внимания. После того, как корсет был затянут, девушка уже обрадовалась, полагая, что ее наряд закончен, но она ошибалась. Те девять килограмм ткани, которые уже были на ней, были лишь основной частью – впереди был последний слой.
– Погодите! Разве это не занавеска?!
Эмбер закатила глаза,
– Ваш тип внешности – весна, – продолжал разглагольствовать кутюрье. – Что, кстати говоря, необычно для нашей местности, но сейчас не об этом. Вам подходят однотонные ткани теплых оттенков, однако, мы с Вашей сестрой решили пойти на риск: ваш цвет на сегодняшний вечер – сапфировый. Не пугайтесь, главное…
– Эмбер, – Николь дернула сестру за руку и снизила голос до шепота. – Что он несет??
– Заткнись и слушай, – Эм выдернула руку и строго посмотрела на сестру. – Когда еще ты поговоришь с таким мастером?
– Я соглашалась на девичник, но не на чистку мозгов!
– Говори тише, он услышит! И вообще, было бы что чистить.
– Ах ты…
– Леди, – портной, закончив ходить вокруг Николь, остановился и придирчиво окинул модель взглядом. – Не хотелось бы прерывать ваш разговор, но мне необходимо увидеть место проведения бала.
– Зачем? – недоуменно осведомилась Николь и получила от сестры весьма ощутимый толчок локтем.
– Да, конечно, – Эмбер улыбнулась и повела маэстро прочь из комнаты. – Я покажу.
– Эй, а как же я?! – беспомощно взвыла Никки, осознав, что в своем новом наряде она не могла не только дышать, но и как следует двигаться. Какой там! Из-за огромной юбки девушка даже не видела, куда наступать, а ног своих она почти не чувствовала из-за дурацкого корсета, который действительно сделал из нее песочные часы: еще немного – и песок посыплется. Конечно, был и плюс: у Николь даже грудь появилась. Может, правда, дело было в том, что все, что корсет сдавил на талии, просто-напросто поднялось наверх. – Люди! Меня кто-нибудь слышит?!
Кажется, никто.
– Ау-у-у, долго мне тут стоять?! Эмбер! – Николь беспомощно топнула ножкой: вот и что ей теперь делать? Мало того, что в адском одеянии было ужасно жарко, так ей еще и срочно захотелось чихнуть – а платочки-то в кармане джинсов! Тех самых, погребенных под несколькими слоями тяжеленной ткани и кринолином. – Эмбер! Блин, Эмбер, я тебе этого никогда не прощу, слышишь?!
Кряхтя, сопя и мысленно ругаясь на сестру, Николь спрыгнула с подставки и медленно, вперевалочку, двинулась к прикроватной тумбочке, но, как назло, ничего, что могло бы выполнить функцию носового платочка, там не оказалось. Идеальным выходом могла бы быть ванная, но Николь тупо не смогла протиснуться в дверной проем: изначально, в спальне Эмбер, как и в большинстве других, не было ванной комнаты, – их достроили позже, и с целью экономии пространства, дверные проемы сделали стандартные, не рассчитанные на барышень из девятнадцатого века.
– Вот гадство! – Николь была в бешенстве. Голова девушки снова разболелась и казалась такой тяжелой, будто свинцом налилась. Терпение барышни лопнуло, и, плюнув на все, она начала рывками расшнуровывать платье: неблагодарная работа, если учесть, что Николь приходилось все делать на ощупь. Грубые веревки больно врезались в пальцы, постоянно где-то застревали и никак не желали поддаваться. После продолжительной борьбы с шнуровкой девушка сдалась: принцип «дерни за веревочку, и дверь откроется» с платьем явно не работал, а бороться дальше было бессмысленно –
– Эмберрр, – вместо голоса у Николь получился некий свистящий звук, который едва ли можно было услышать с противоположного конца комнаты, что уж говорить про другие этажи. – Помогите, кто-нибудь!
Вот теперь девушке стало по-настоящему страшно: ее мозг посылал недвусмысленные сигналы организму – вдохни! вдохни! вдохни! – на что тот отвечал многочисленными попытками выполнить приказ, но все безрезультатно: грудь Николь то вздымалась, то падала в лихорадочном агоническом танце, но облегчения не наступало. Из глаз посыпались искры, в висках отдавалась барабанная дробь, а голову ломило так, что, казалось, она вот-вот лопнет. Черт, это будет самая тупая и бессмысленная смерть!
– Ниса? – Никки никогда бы не подумала, что могла быть так рада его появлению. Кристиан стоял в дверях, совсем рядом, но Николь еле-еле могла слышать его. Девушка повернула к нему лицо: его губы двигались, он явно что-то говорил, но в ее голове стоял лишь низкий, вибрирующий гул.
– Я н-не мм-могу д…, – девушка попыталась сделать шаг навстречу, но ее тело отказалось подчиняться. Только что перед ней было обеспокоенное (хотя нет, ей показалось! Он не мог за нее беспокоиться!) лицо Зомби, а в следующее мгновенье на нее начал наступать ковер. Она инстинктивно выставила вперед руки, и ее запястья пронзила острая боль – кажется, она упала на пол. Гул зазвучал ближе и громче: боковым зрением Николь увидела ботинки Кристиана, шагающие к ней, но потом носы полированных туфель уплыли из поля зрения.
– Ниса! – Кей, присев перед стоявшей на четвереньках девушкой на одно колено, осторожно потрепал ее по плечу, но и этого легкого касания хватило, чтобы свалить ее на пол окончательно, точно карточный домик. – Черт возьми, ниса, скажи уже что-нибудь!
Так, так, так, кажется, он злился: Николь не могла разобрать ни единого слова, но интонации говорили сами за себя. Девушка предприняла еще одну попытку заговорить, но вышло еще хуже, чем в первый раз: она беззвучно открывала рот, из последних сил вцепившись в рубашку мужчины. Возможно, ей удалось бы все ему объяснить, если бы не дикая паника, клокотавшая внутри нее и отбирающая последние силы. Вдруг затуманенный взгляд горе-манекена зацепился за какой-то предмет: в руке у Зомби что-то блеснуло. Нож? Он что же, решил ее добить? Вот ведь трата времени, ей и так уже крышка. Хотя, ножом будет быстрее…
Серия ритмичных рывков прервала ее мысленные рассуждения. Еще секунда, и стальной обруч, сжимавший ее грудь, ослаб, а затем и вовсе исчез. Из горла девушки вырвался хрип, когда она жадно вдохнула воздух. Мир перед глазами все еще был подернут мутной пеленой, но то была эйфория, кислородная эйфория, если такая существовала. Николь с жадностью делала один вдох за другим, на время забыв обо всем: ей было наплевать, что она лежала на коленях у инопланетной версии Джека Потрошителя; ее не волновало, что у него был нож, с которым он так умело управлялся… Управлялся с ножом. Управлялся с ножом?! Эйфория начала отступать, уступая место реальности. Краем уха девушка услышала характерный треск – с таким звуком обычно рвется ткань. Дорогая, сапфирового цвета….