Фатьянов
Шрифт:
Синими одесскими вечерами Алексей Иванович Фатьянов смотрел на море, на одном из берегов которого прикорнул старый Коктебель.
Там отдыхала с детьми его Галя.
Там пылилась под кроватью его теннисная ракетка.
Там море было ласковее и теплее одесского. Однажды он уехал из Одессы, не дождавшись конца съемок, и «бежал» в Коктебель.
А в Коктебеле ночью — тишина.
Ложатся писатели рано, подчиняясь детскому режиму. Южные ночи настолько темны, что гулять под темным бархатным небом все равно, что бродить с завязанными глазами по чужому дому.
Такою
— Гитара тут есть?
— Гитары здесь не растут, — Бурчал полусонный Полторацкий.
— Ну раз тут не расту-у-ут!.. — Махнул рукой и спел без аккомпанемента песню о родной улице.
Вышла жена Виктора, попросила спеть еще, еще и еще… На следующий день с легкой руки Александры Полторацкой весь Коктебель пел новую песню. Уезжая, отдыхающие везли ее с собой, так что песня о Заречной улице влетела на большой экран уже с улицы.
Песня стала общенародной сразу же, без всякой, как нынче говорят, «раскрутки».
Она ею и остается. Многие «выходили в люди» через заводскую проходную. Многие песню считали своей, местной, народ ее «присвоил».
А улица Заречная была и есть чуть ли не в каждом городе, городке и поселке.
Много лет спустя Михаил Матусовский, прохаживаясь по Вязникам, убранным цветами и флагами к Фатьяновскому празднику, говорил собеседнику:
— «И вот иду, как в юности, я улицей Заречною» — мы с Фрадкиным написали эту песню после войны… И я думал, что я о своей улице в Волгограде писал, а Фрадкин думал — что про свой Витебск…
Сама собой сложилась традиция. Уже три десятка лет Фатьяновский праздник в Вязниках заканчивается именно этой песней, которую поет многотысячный хор зрителей, поднимаясь со своих мест.
3. Дом, в котором я живу. 1957 год
В 1956 году во Всесоюзном конкурсе на лучший сценарий первую премию получила работа Ольшанского «Дом, в котором я живу». Это была обычная история из жизни о соседях, жителях одного двора. В их монотонно-разнообразную жизнь ворвалась война и подмяла под себя людские судьбы. Как в жизни, не верилось в гибель молодых героев фильма, девушек и парней, которые готовили себя к большой жизни, которых ждало будущее,
Музыку к кинофильму писал композитор Юрий Бирюков. Она была «позывной», манящей, мирной. «Тишина за Рогожской заставою» — вторили ей слова, наполненные жизнью деревьев, железной дороги, звоном семиструнки, ромашковым ароматом девичьих волос …
Приступили к постановке.
На одну из главных ролей прошла недавняя сибирская школьница Жанна Болотова.
Когда снимали «Дом, в котором я живу», у Фатьяновых дома часто бывала вся съемочная группа. Режиссеры Яков Сегель и Лев Кулиджанов, оператор Вячеслав Шумских стали настолько дружны с фатьяновской фамилией, так что были на Бородинской своими.
В 1957 году проходил международный фестиваль молодежи и студентов. Праздничная Москва была юной от обилия молодежи. Столица
Фильм, потрясший всех истинным народным горем войны, вызывал глубокое общее сочувствие. В кинозалах слышались рыдания, и песня, спокойная, умиротворяющая, звучала, как молитва, как контрапункт. Режиссеры, съемочная группа, актеры, были удостоены Особой премии кинофестиваля за 1958 год. Не было человека, который не мог бы дословно пересказать содержание картины…
…Осенью, получив гонорар за фильм «Дом, в котором я живу», Алексей Иванович исполнил давнюю свою мечту.
Есть поговорка: продай, муж, лошадь да корову — купи жене обнову. А мечтал он о шубе для жены. Однажды она появилась в доме — очень тяжелая, красивая, замечательная шуба из енота. Длинная, массивная, серая. Галина Николаевна примеряла ее перед каждым гостем. Алексей Иванович восхищенно рассматривал жену в волнах меха и радостно объявлял, что он очень хотел, чтобы у нее была именно такая красивая, дорогая, теплая вещь.
А потом сшил себе в литфондовском ателье огромную, тяжелую, барскую шубу. Посмотрел на себя в зеркало и решил:
— Надо купить трость, иначе меня будут путать с Шаляпиным! — Потом порылся в карманах пиджака, позвенел мелочью в карманах брюк. — Но обойдемся пока без трости…
«Победа»!
1. Две тени
В 1957 году Василий Соловьев-Седой, отмечал свое пятидесятилетие.
25 апреля Алексей Фатьянов вместе с Михаилом Матусовским вышли из комфортабельного вагона «Красной Стрелы».
В Ленинграде было очень холодно, по Неве шел лед. Они пошли прогуляться по набережным Невы, постоять на ее мостах, полюбоваться холодной ленинградской весной. Громыхание льда о гранитные плиты их восхищало, как мальчишек. Михаил Львович приехал в Ленинград со своей домашней кинокамерой. Северная весна казалось ему поэтичной, как снежная королева. В кадр кинокамеры попал ледоход и блестящие от влажности камни гранита, хмурое небо и оживленные приближением тепла прохожие. Москвичи пошли по улице, свернули на Невский. Отвернувшись от заходящего солнца, они увидели идущие впереди себя собственные удлиненные тени.
«Алеша сказал:
— Смотри, какой занятный кадр. Снимай скорее!
Так и остались у меня на кинопленке две наши тени. Одна — с киноаппаратом — моя, и вторая — в кепке и по-весеннему распахнутом пальто — Алешина. Иногда я пускаю старую, уже потускневшую ленту, и вновь передо мною возникает Ленинград, и снова идет по реке тот самый лед, который прошел много лет тому назад, и Алеша читает стихи, и спорит, и две наши тени движутся по асфальту Невского проспекта…» — написал поэт в своем очерке о дружбе с Фатьяновым «Высокое признание».