Фауст 21 века. Перед Апокалипсисом
Шрифт:
– А Мария?
– Не знаю. Теперь мне об этом неизвестно.
– Может быть та девушка, которая приносит вам розы, это она и есть?
– Не исключаю. Но тогда почему она не замечает меня в окне. Почему не помашет мне рукой? Почему не передаст мне весточку?
Старик согласился, что это очень странно.
– Ты стал жертвой нелепого совпадения. Какие же они все-таки подлецы. Но ты, наверное, мечтаешь о мести? Не так ли?
Я согласился, затем вздохнул.
– Но какое это имеет теперь значение, пока мы заточены в этой проклятой
Приближалось утро. Первые лучи солнца прорвались в пыльную темноту моей камеры. Как только я смог разглядеть старика, мне пришлось присесть на кровать от удивления.
– Что с вами?
– Вы меня действительно не помните? Мы не знакомы?
Старик стал кружить вокруг, просил подойти поближе к окошку. Всматривался мне в лицо, обросшее бородой. Но безрезультатно.
– Нет, не помню. Хотя такое чувство, что мы знакомы сто лет. Нет, не помню.
– Я тоже не помню тебя, Крот. Но клянусь, что мы когда-то знали друг друга.
Это был бедный рыцарь, Лев Николаевич собственной персоной. Только постаревший и сильно обросший. По непонятным причинам на нем была шапочка работника сети ресторанов «МакДональдс».
– Что означает эта желтая «М»? – спросил я.
– Не знаю, мне ее подарили. Буква М может означать множество вещей. Мастер, Мышка, Море, Мария, Магдала, Масло, Крот. Я не знаю.
Этот Лев Николаевич, этот бедный рыцарь, явно темнил. Немудрено, что они все загремели в Башню.
– Прости за вопрос, а ты видел вчерашний праздник огней?
– Увы, из моего окна не видно моря. Я лишен праздников, лишен зрелищ. Я все время был занят этим проклятым проходом.
Стало совсем светло. Я пообещал мастеру, что помогу с его проходом, только завтра. Сегодня нужно было немного поспать. Крот пообещал, что завтра проведет меня в свою камеру и покажет мне свой инструмент. На этом мы расстались.
Глава 37. Живые и мертвые
На следующий день я первый раз пролез через узкий проход, прокопанный Кротом. Камера магистра оказалась выше на два уровня, на противоположной стороне башни. Стоит отметить, что она была просторней, был сундук с вещами, неплохое одеяло, пара книг и даже письменные принадлежности. Зато окошко, по каким-то причинам было значительно выше, и все что в нем можно было увидеть, это серое небо.
Не буду детально описывать инструменты и технологию, использованные Кротом. Достаточно сказать, что он имел зарисовки башни с какими-то пунктирами, углами и крестиками. Откуда он это взял, неизвестно.
Разобрав эту схему, я сразу понял, что Крот ошибочно прокопал проход на один этаж ниже. Нужно было подняться чуть наверх. Этим мы и занялись. Мы начали с середины туннеля и постепенно стали продвигаться кверху. Образованные каменные обломки, магистр собирал в наши кружки, а затем относил и высыпал в расширенную щель, которая, по его мнению, вела куда-то в подвал, вовнутрь основания башни.
– Откуда такое мнение?
– Мышонок.
Один раз я спросил
Так прошло чуть меньше месяца. До искомой камеры осталось несколько ударов молотком. Мы образовали щель и запустили князя Мышкина. Мышонок пропал, вернулся через пять минут, пропищал что-то мастеру и снова убежал в камеру. На этот раз Крот не ошибся.
В камере действительно был люк в канализационный сток. По небрежности, или по другой причине, на нем отсутствовал замок. Я открыл крышку, и полной грудью вдохнул запах дерьма.
– Чувствуешь, чем пахнет? – спросил мастер.
– Запах свободы.
– Эх, эх, молодежь - он о чем-то грустно вздохнул.
На сегодня план был выполнен. Мы закрыли люк. Крот объяснил мне, что сток уходит в пригородный канализационный туннель, который ныряет глубоко в море. Так что, чтобы выбраться придется надолго задерживать дыхание. Нужно было тренировать легкие. Кто из нас при этом выживет, неизвестно.
Мы решили вернуться в камеру мастера, который планировал немного разъяснить мне план местности. По дороге мы обнаружили, что мышонок куда-то сбежал. Возможно, пошел спать. Еле живые, в кромешной тьме мы спустились, проползли около двадцати метров, заползли в камеру. Прямо над нами ярким фонарем светила луна, падая своим фонариком прямо на кровать магистра.
Целую минуту мы стояли на четвереньках, и не могли пошевелиться. Я слышал, как стучится сердце старика.
На кровати лежал какой-то человек. Он не дышал, не храпел, не шевелился, а просто лежал, сложив руки на груди. Мы не знали, что дальше делать, но делать что-то было нужно. Я решил действовать первым, поднялся, подошел к кровати и осторожно прикоснулся к телу. Ледяное, как мясо в холодильнике.
– Он мертв.
– Что этот труп делает на моей кровати?
– Я не знаю.
Магистр поднялся, оступился, добрался до кровати, держась за сердце. Прикоснулся к шее лежащего.
– Да, это труп. И очень старый труп.
Затем он стал шарить по камере. Но даже мне уже было понятно, что мы не в камере мастера. Думать, как так получилось, времени не было. Нужно было двигаться назад. Мы поползли в мою камеру. Все верно. Я десятки раз ползал этим путем. Мои колени выучили наизусть каждый камешек.
Вздох облегчения. Мы вползли под кровать моего номера. Я первым выбрался из под кровати, чтобы снова чуть не рухнуть прямо на голову Крота, торчащую снизу. На кровати лежал труп женщины, в совершенно истлевшей одежде. В такой же мирной позе, с руками на груди.
– Что за чертовщина? Здесь опять чей-то труп. Они что трупы из камер не убирают? Мы что живем вместе с трупами? Ты чувствуешь запах?
– Да, пахнет прилично.
Я осмотрел всю камеру. Нигде не было цветов, ничего, похожего на мои апартаменты. Затем, на всякий случай, осмотрел грудь женщины.