Фауст
Шрифт:
Но как Фауст мог вызвать такое существо? В третьем томе «Оккультной философии» Агриппа подразделяет некромантию на два вида: первый – это некромантия, способная вызывать «видимые оболочки»; второй он называет скиомантией (от греческих слов skia – «душа» и manteia – «прорицание»), которая служит для вызова призраков. Под действием заклинаний и благодаря оставшейся у них физической субстанции эти призраки могут помогать некроманту и в ряде случаев способны «разжигать похоть, вызывать галлюцинации, болезни, ненависть и другие схожие чувства»{372}. Если Фауст, как предполагали, был своего рода некромантом и мог наслать «беса неистового», значит, он владел определённым методом.
По утверждению Гаста, проблема настолько обострилась, что монахи собирались уйти из монастыря или даже разрушить его. Настоятель обратился за
Единственным указанием на место действия было упоминание о пфальцграфе. В тот период титул пфальцграфа принадлежал Людвигу V (правил в 1508–1544 годах), сыну Филиппа Честного, о котором уже упоминалось ранее. В его владении находилась огромная территория с разнообразными ландшафтами, вытянувшаяся вдоль Рейна к югу от Майнца и простиравшаяся далеко на запад. Размер этой территории не способствует точному определению места описанного Гастом события, но позволяет утверждать, что Фауст находился где-то на юго-западе Германии.
В «Циммерской хронике» XVI века мы находим сходное указание, на этот раз с географическим названием места.
«В Люксгеймский монастырь в Вассихин Фауст послал духа, от которого монахи никак не могли избавиться, а он им всячески досаждал, и единственно по той причине, что однажды они не дали Фаусту переночевать в монастыре, поэтому он и поселил у них беспокойного духа»{373}.
В наши дни вблизи Бонна расположен город Люксгейм (L"uxheim), но загадочный регион Вассихин по предположению должен находиться в Вогезских горах, то есть довольно далеко от Бонна. Бонн расположен в нескольких сотнях километров к северу от Пфальца, в то время как часть района Вогезских гор относилась к владениям Людвига V. В поисках подходящего названия я неожиданно наткнулся на крошечный городок Ликсхайм, расположенный к западу от Страсбурга в районе Вогезов, принадлежащем сегодня французской Лотарингии{374}. Судя по всему, Гаст и «Хроника» имели в виду именно Ликсхайм.
С 1107 года в этом городке располагался бенедиктинский монастырь или приорство. Можно предполагать, что к моменту появления Фауста монахи уже восстановили разрушения, причинённые в период Крестьянской войны. В 1550–1551 годах монастырь был превращён в светское заведение, а позднее был разрушен в ходе Тридцатилетней войны. Вплоть до XIX века в городке стояло два дома, известные как «сараи доктора Фауста»{375}.
В «Циммерской хронике» нет указания о датировке события; это просто ещё одна история о Фаусте. История в изложении Гаста текстуально мало отличается от его же рассказа о случае в Базеле; к тому же Базель и Ликсхайм расположены недалеко от Штауфена – того самого города, где, по общему мнению, умер Фауст. Всё это предполагает дату, близкую к концу жизни Фауста. Возможно, Фауст остановился в монастыре Ликсхайма по пути на юг из Мюнстера. Тогда Фауст мог оказаться в Ликсхайме самое раннее в 1535 году, но не позднее 1538 года.
Обед в Базеле (ок. 1535)
Вспомнив байку про случай с нечистой силой в Ликсхайме, Гаст приводит «другую историю о Фаусте»:
«Когда мы с ним обедали в Большой коллегии в Базеле, он отдал повару изжарить птиц, и не знаю, где он купил их или от кого получил в подарок, потому что их тогда нигде не продавали, да и птиц таких в Базеле не водилось. Были у него собака и конь, которые, полагаю, были бесами, ибо они могли выполнять все, что угодно. Слыхал я от людей, что собака иной раз оборачивалась слугой и доставляла хозяину еду»{376}.
Хотя место действия переместилось на юг, в новую местность, мы видим уже знакомые детали вроде колдовского пира и дьявольского коня, напоминающие о пребывании Фауста в Эрфурте или Праге. Добавление собаки перекликается с тем, что рассказывали об Агриппе, а позднее роль собаки затвердили в своих литературных произведениях Марло и Гёте. Меланхтон также рассказывает похожий случай, вероятно, впервые связав это с именем Агриппы: собака Фауста была дьяволом, а у Агриппы была собака по кличке Дьявол.
Гаст признаётся в тесном знакомстве с некромантом. В
При населении около 10 000 человек, Базель с его знаменитым собором с двумя шпилями стал центром развития печати, фармакологии, гуманизма и общественных реформ. Базель, ранее входивший в Верхнерейнский имперский округ, в 1501 году вступил в союз со Швейцарской конфедерацией, получив независимость от Священной Римской империи. Здесь Иоганн Фробен (1460–1527) установил печатный станок, опубликовав работы не раз гостившего у него Эразма. Парацельс, приехавший в город в 1520-х годах, излечил Фробена от ужасных болей в ноге. Базель дал жизнь учению Цвингли; сам Иоганн Гаст также служил в этом городе протестантским священником. Впрочем, репутация Гаста держалась в основном на его «Застольных беседах» – собрании забавных анекдотов и небылиц.
В «народной книге» Фауст навещает Базель во время своего кругосветного путешествия и, ненадолго задержавшись в городе, узнаёт интересную легенду. По обыкновению, Фауст находит время для осмотра достопримечательностей, восхищаясь кирпичными стенами города и глубоким рвом{377}. Впрочем, название города кажется необычным, и Фауст интересуется у Мефистофеля его происхождением:
«Город этот, как он узнал от своего духа, получил свое имя от василиска, который здесь некогда жил»{378}.
Само собой, нашёлся благородный рыцарь, решивший сразиться с чудовищем. Рыцарь оказался не только храбрым, но и ловким: он соорудил себе латы из стекла, закрывавшие всё тело. Надев поверх лат чёрный плащ, он отправился на поиски зверя. Почуяв жертву, василиск медленно выполз из своего логова. Как только чудовище разинуло пасть, рыцарь сбросил плащ. Не успев испустить даже беспомощного крика, василиск разлетелся на тысячу кусков{379}. Базельские сказки не выглядели чем-то необычным. В конце 1530-х годов базельское общество зачитывалось языческими откровениями, опубликованными в любопытной работе швейцарского историка Гильга (Эгидия) Чуди (1505–1572). В его книге Die uralt warhafftig Alpisch Rhetia (нем. «Истинная древняя Альпийская Ретия»), опубликованной в 1538 году, содержалось детальное описание языческих обрядов плодородия, бытовавших тогда в Швейцарских Альпах. Чуди рассказывал о ежегодных обрядах, в которых участвовали группы мужчин в масках, называвшихся штопферами (пробойниками). Переходя от деревни к деревне с огромными дубинами в руках, они высоко подпрыгивали, делая вид, что ударяют друг друга своим оружием. Позднее реформатор Дурих Шампель опубликовал свою подборку схожих обрядов, целью которых было обеспечение хорошего урожая. То, что Чуди и Шампель объявляли языческим суеверием и заведомой бессмыслицей, было тем не менее живой традицией, продолжавшей существовать в далёких горных селениях. Хотя Фауст и штопферы принадлежали к очень разным мирам – высшая магия и народные обычаи никогда не дружили, – тем не менее борьба за искоренение народных традиций, которую вели как протестантские, так и католические священники, весьма сильно повлияла на превращение Фауста из мага в приверженца дьявола. Историю часто переписывали, причём далеко не сочувственной рукой.
Возможно, что, сидя вдвоём в трапезной «Большой коллегии», Гаст и Фауст говорили о работе Чуди или о недавних процессах над ведьмами.
За несколько лет до этого в городском поселении Пфеффинген, относившемся к Базельскому епископству, по обвинению в колдовстве осудили трёх женщин. В документах суда значилось, что «без принуждения или пытки» Агнеса Каллате, Ита Лихтермутт и Дильге Глазерин признались в сношениях с адскими воронами, обещавшими доставить любые яства, какие они пожелают{380}. Доставленные воронами яства, вишня, птица и вино, по сути, были аналогичны эффекту улучшения плодородия земли, обещанного скачущими штопферами. Несколько дальше в ряду аналогий стоит банкет самого Фауста и его магические эффекты, не соответствовавшие времени года. Возможно, это отдалённое эхо таких же ритуалов плодородия.