Фаворит. Сотник

Калбазов Константин Георгиевич

Вот и сейчас навязчивая мысль промчалась, слегка вскружив голову. Впрочем, он быстро спустился на грешную землю. Если случится, не откажется, положит все силы. А нет… Рисковать понапрасну не станет. Лучше быть слугой первого человека в царстве, чем возжелать большего и оказаться на плахе.

Едва прошел в дверь мастерской, как сразу же наткнулся на двух стрельцов из царевой сотни. Ничего удивительного. Царевне выезжать в город без охраны никак нельзя. Интересно, по какой такой надобности она сюда вообще заявилась? Впрочем…

Ответ очевиден. Тем более что небольшие

пистоли Карповых в Москве стали весьма модными. От желающих обладать новинкой отбоя нет. К тому же пистоли те на московских улицах вовсе даже не лишние. Трудны в заряжании, не без того. Пулю приходится проталкивать по нарезам. Но зато куда точнее, легче и оборотистее иных образцов.

– Здравия вам, братцы, – сквозь перестук и визг железа вальяжно поздоровался со стрельцами Меншиков.

– И ты будь здрав, Александр Данилович, – на всякий случай выказали уважение стрельцы.

Ну его к ляду, этого проныру. Эвон как вкрутился под бочок к цесаревичу, который уж соправитель, а скоро… О состоянии здоровья царя Дмитрия знали все. Как не питал особых надежд и сам государь. А то с чего бы ему женить своего сына, которому едва шестнадцать исполнилось. Ясное дело, хочет поспеть увидеть внука, а там с чистым сердцем и в могилу сойти.

Так что ссориться с человеком из самого близкого окружения наследника себе дороже. На это не решаются и более именитые да родовитые. Потому как наушничать Алексашка ничуть не стесняется. Проще сделать вид, что все так и должно быть. Глядишь, еще и пригодится. Опять же, парень не может не вызывать уважения. Вроде и не из дворян, а к нему высокородные с вежеством.

– Хозяин-то в мастерской? Иль я зря ноги бил? – осматриваясь по сторонам и не замечая в цехе никого из знакомых, полюбопытствовал денщик цесаревича.

– Тут, – кивая на дверь за своей спиной, произнес стрелец.

– И Елизавета Дмитриевна там?

– А где же ей еще быть-то. Чай, пистоль заказывать приехала, – пожав плечами, ответил все тот же ветеран, Остап.

– Ясно. А ну-ка, посторонись, служба! – Задорно подмигнув стрельцам, Меншиков угрем скользнул между ними.

Те вновь не стали обострять. Приказа никого не впускать у них нет. Молодец же этот из царского круга, а потому и подозрений не вызывает. Ничего особенного в его желании стрельцы не увидели и слегка разошлись в стороны, давая ему пройти.

А вот приоткрывший дверь Алексашка очень даже увидел. Много чего увидел. Да какие, к ляду, пистоли! Плевать! Он такое увидел! Такое!

Спокойно. Только спокойно. Вот так, прикрыть дверцу, пока эти голубки его не приметили. И назад. Ага. Стрельцам что-то сказать надо.

– А ну его, братцы. Потом зайду, – махнул он рукой с видом человека, которому неприятности без надобности.

– Что так? Вроде рвался, а тут передумал, – вздернул бровь Остап.

– Да просто подумалось тут – бери ношу по себе, чтобы не падать при ходьбе. Дело-то у меня неспешное, а там царевна. А ну как осерчает. Чай, не княгиня какая. Цесаревичу нажалуется, а у него рука тяжелая.

Вот так вот. Новость новостью, но не след ронять себя в глазах окружающих. Мол, царский

род – он царский и есть, а все эти князья, княгини и бояре идут лесом. А еще и намек на то, что его только сам наследник наказывает. Причем собственноручно. И судя по понимающим ухмылкам, Меншиков своего добился.

Единственное, что мог предпринять Иван, это вытянуться по стойке смирно, бросить руки по швам и, задрав подбородок, крепко сжать губы. Во всяком случае, ничего умнее ему в голову не приходило. Любой иной подход был чреват теми или иными последствиями. Позиция же стойкого непротивления могла послужить хоть каким-то шансом избежать сурового возмездия.

Правда, оставался еще вариант заполучить в лице царевны лютого врага. Ох, лучше бы не надо. Поруганная первая любовь. Это может остаться на всю жизнь. Если вы умудрились смертельно обидеть женщину, знайте, ваши проблемы только начинаются. Большие проблемы. И уж тем более если это касается Рюриковичей. Кровь у них – что гремучая ртуть.

– Ты чего, Ваня? – оторвавшись от него, но продолжая буквально висеть на шее, растерянно и вместе с тем обиженно спросила Лиза.

– Прости, царевна, но из этого ничего хорошего не выйдет, – все так же тянясь в струнку, четко, по-военному ответил сотенный.

– Ты о чем, Ваня? – недоуменно проговорила она, отступая от него на один шаг. – Я же знаю, ты меня любишь. Я это вижу.

– Это не имеет ровным счетом никакого значения, царевна.

Нет, только не отвергать и не отталкивать. Выставить себя и ее жертвами обстоятельств, но ни в коем случае не глумиться над пылающим страстью сердцем. Не сказать, что Иван был психологом, но он обладал богатым жизненным опытом и был отцом двух дочерей. Поэтому надеялся, что худо-бедно в этом что-то соображает.

– Почему не имеет значения? Мы любим друг друга…

– Ты царевна, и этим все сказано. – Не отрицать свою любовь, но и не признавать, побольше неопределенности.

– Но тетке Ирине ты отказать не смог, – желчно выплюнула она.

– Выйдя замуж, Ирина Васильевна перестала быть царевной и стала великой княгиней, утратив право престолонаследия. Ты же все еще наследница царя, пусть и вторая в очереди. Мне только лишь помыслить о тебе – уже совершить преступление против трона. А за то прямая дорога на плаху. Я не боюсь смерти, Елизавета Дмитриевна. Но коли уж суждено погибнуть, хотел бы сделать это, положив жизнь на алтарь служения Русскому царству. И да, царевна, ты совершенно права. Отказать Ирине Васильевне я не смог.

Последнее он сказал таким тоном, словно всем своим существом пытался достучаться до девушки и объяснить ей, что он вынужден находиться подле княгини. И судя по пониманию в ее взгляде, ему это таки удалось.

– Я тебя поняла, Ваня. Просто помни о том, что я тебя буду ждать столь долго, насколько смогу. Только и ты уж постарайся побыстрее возвыситься. Ты можешь, я знаю. Талантов и храбрости у тебя для этого достанет.

– Я брошу на то все силы, царевна. Клянусь тебе в том, – со всей возможной искренностью и душевной мукой заверил Иван.