Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
"Скоро мы будем дома!" -- обрадовался русский посол.
3. ПОД КЕЙЗЕР-ФЛАГОМ
На греков очень уповали. Алехан не раз говорил:
– - Любого из них, хоть лсвантского, спроси: "Из Греции ль ты?" -- он ответит: "Нет, я из Македонии!" -- настолько силен в эллинах древний дух Александра Македонского...
Греки морейские встречали эскадру Спиридова пальбою из ружей и пистолетов, салютуя ей радостно. Босой делегат-священник сказал адмиралу, что русские встретят на этом берегу нищий народ, угнетаемый веками, греки столь бедны, что у них нет денег даже на Библию, но зато они дарят России книгу, известную
Спиридов раскрыл ее: это была "Илиада" Гомера...
Алехан наказал бригадиру Ганнибалу:
– - Иван Абрамыч, Наварин должен быть в моей табакерке.
– - Открывай ее пошире, -- был ответ арапа...
Ганнибал искусно обложил крепость осадной артиллерией, умело овладев Наварином, взял большие трофеи. Флот обрел прекрасную гавань. Алехан вызвал князя Юрия Долгорукого:
– - Бери солдат, ступай брать крепость Модону...
Инфантерию князя подкреплял с моря капитан-командор Грейг, но турки нахлынули скопом, пришлось отступить, потеряв все пушки. Юрий Долгорукий был ранен в голову. Когда его доставили обратно на корабли в Наварине, он дотошно спрашивал Орлова:
– - Граф, а пришла ли эскадра Джона Эльфинстона?
– - Пока нет. Ждем.
– - А далече ли от нас флот султанский?
– - Уже близок. Ждем и его.
– - Дождетесь! Будет всем нам на орехи.
Оправдываясь перед Петербургом, Алехан все свои неудачи неблагородно свалил на греков, которых недавно столь пылко расхваливал. Виноват же был он сам, послушно исполняя волю Екатерины. Императрица желала видеть успехи флота на суше, а кораблям отводила неприглядную роль "извозчиков", перевозящих войска и пушки. Орлов не сразу, но все-таки осознал, что идти по стопам бабьих инструкций -- самим погибнуть и дело погубить. При господстве в Архипелаге флота турецкого флоту русскому, прежде взятия крепостей, должно обеспечить собственное превосходство на море. О том же талдычил ему и адмирал Спиридов:
– - Флот -- не армия, корабли -- не телеги! Насупротив нас, погрязших в борьбе за города и крепости, султан Мустафа выстраивает армаду свою, доверив ее опыту Гасан-бея, славного пирата берберского, величаемого титулом "Крокодил Турции".
– - Крокодила-то сего бояться ли?– - спрашивал Алехан.
– - Крокодилы тоже слезами горькими плачут...
Получалась чертовщина! Все утвержденное в Петербурге приходилось ломать на ходу, перекраивая планы императрицы заново: флоту отрываться от берегов, выплывать в просторы. Наварин с моря подкрепляла эскадра, но с берега крепость осаждали многочисленные байраки турок и албанцев. Эльфинстон не появлялся. Наконец греческий корсар Ламбро Каччиони, придя с моря, доложил Орлову, что случайно повстречал эскадру Эльфинстона:
– - Он высадил десант в Рупино, солдаты ваши пошагали в сторону Мизитры, а эскадра его снова ушла в море.
Спиридов и Орлов чокнулись бокалами с пиратом.
– - На английском флоте за такие фокусы вешают, -- сказал Спиридов.– - Случись, Хассан запрет нас в Наварине, и мы останемся как мухи в сметане-деваться некуда... Куда его черт понес?
А скоро извсстились, что из Стамбула вышла еще одна эскадра, спешащая в Архипелаг, дабы подкрепить флот Гасан-бея. Шутки были плохи: "крокодил" уже разинул зубастую пасть...
Эльфинстон не стал искать Спиридова в
Алехан пребывал в состоянии праведной ярости:
– - Пошел для себя лавры рвать, о других не думая...
Он распорядился: Спиридову поспешить в снятии десанта, высаженного Эльфинстоном, самого Эльфинстона найти и подчинить себе, чтобы впредь не имел права для всяких импровизаций.
– - А я останусь у Наварина на "Трех иерархах" с бригадиром Ганнибалом. Ежели невмоготу станет, сыщу вас в Архипелаге... Ну, Григорий Андреич, пока прощай, даст бог -- свидимся!
Больных и раненых девать было некуда -- Спиридов отплыл вместе с ними, и белые паруса медленно растворились в морской синеве. Орлов недолго держался у Наварина, Ганнибал доложил:
– - Турки отрезали воду от крепости и города, ладно уж мы, но там бабы, детишки плачущи... Сил нет вопли их слышать!
Над салоном Орлова словно гроб заколачивали: тук-тук, тактак, -- это бродил по декам капитан-командор Грейг в подкованных ботфортах. Орлов поднялся к нему, сказал, что Наварин взорвет и оставит, потому что удержать его все равно невозможно.
– - Нет попутного ветра, -- ответил Грейг.
– - Взрывать Наварин можно при любом ветре.
– - Да! Но при любом ветре из гавани не выйти.
– - А, черт побери! Все время забываю, что я не на суше. С кобылой вот легше: овса ей дал -- и езжай смиренно...
Наварин исчез в грохоте мощных взрывов. Греческие фелюги приняли жителей и ушли к острову Корфу, фрегат взял на борт раненых для отправки в благоустроенные госпитали мальтийских рыцарей, Грейг велел поднять паруса на "Трех иерархах". Но громадина корабля, осыпаемая градом турецких ядер, двое суток крутилась в бухте, как плевок на раскаленной сковородке, не в силах покинуть ее -- не было ветра.
– - Нет ветра!– - кричал Грейг.– - Где я возьму его?
Наконец паруса "забеременели", раздувшись, и "Три иерарха" вырвались в открытое море. Орлов отыскал русскую эскадру (под флагами Спиридова и Эльфинстона), стоящую в тени острова Милое. Первый, кого Алехан встретил на флагмане, был командир "Евстафия" капитан первого ранга Александр Иванович Круз, отличный моряк, но жестокосердный офицер. Орлов и сейчас не забыл ему напомнить:
– - Гляди сам, как бы тебе за бортом не плавать. Матросы наши терпеливы, но до поры до времени... Как жизнь на эскадре?
– - На эскадре-как на греческом базаре, -- доложил Круз, неунывающий.– - Деньги делить легко -- славу делить труднее.
– - Так славы-то еще никто из нас не обрел.
– - Но все живут надеждою обрести ее, проклятую...
Между высшими офицерами обнаружились несогласия: кому приказывать, кому подчиняться? Спиридов по праву старшинства и опыта никак не уступал Эльфинстону, который с наглостью доказывал, что взят Екатериной на флот не для того, чтобы им помыкали русские, плававшие по тихим речкам да в луже Финского залива. Алехан начал наводить порядок с того, что резко одернул своего брата Федора, тоже пожелавшего иметь свой флаг над мачтами: