Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Война, война! Не я, боже, тебя придумал. Не я...
Горсть вражеской картечи сыпанула по его стальной кирасе и отскочила прочь. Потемкин прошел сам и провел за собой кирасирскую лаву, гремящую амуницией и палашами, орущую одним дыханием: "Виват Катерина!" Первая линия уже за спиной. Чудом перемахнули вторую, злобно рубили турецкую прислугу на пушках. Лошадь под ним, сломавшись в передних ногах, заржала и рухнула, бурно фонтанируя кровью, -- Потемкин, перекатившись через нее, зарылся локтями в жесткую траву, но тут
– - Вперед, хузары, руби в песи, руби в сечку!
Тяжко трамбуя землю, к ногам его рухнул убитый кирасир, и Потемкин с земли ловко запрыгнул в опустевшее седло, а лошадь, вся в горячке неукротимого порыва, казалось, даже не заметила, что ею овладел другой всадник, -- вытянув морду, она мчалась дальше, и было так странно видеть, как ее раздутые ноздри, словно насосы, ритмично втягивают в себя тонкие струи порохового зловония... Только не думать! Вперед, надо вперед...
Под ударом палаша с лязгом разлетелся чей-то панцирь.
Еще замах -- долой половину черепа.
Потемкин снова опустил свой клинок -- получай!..
Но князь Репнин все же опередил его, первым ворвавшись в турецкий лагерь, где добра и денег видимо-невидимо. Наверное, Абды-паша надеялся, что русские здесь и застрянут, накинувшись на пиастры, как мыши на крупу. Но этого не случилось: под ногами кирасирских коней погибали драгоценные ковры и подушки, шкатулки с жемчугом, из кисетов сочилось серебро султанских курушей. В горячке движения Потемкин подскакал к Репнину.
– - Какой час уже?– - хрипло прокричал он.
На полном аллюре князь открыл карманные часы.
– - Девять! Пошел десятый... Вперед!
Татарская лава уже исчезала за рекой, а турки рассеялись столь быстро, словно никогда и не было их на берегу Ларги.
Потемкин мешком вывалился из седла на траву.
– - Вот и конец... Но, Боже, как я устал!
Чужая лошадь, признав нового хозяина, покорно стояла над ним. Григорий Александрович пошарил в саквах, желая сыскать краюху хлеба, -- увы! А его верная кобыла оставила свои кости на берегах Ларги, уже вписавшейся в летопись новой российской славы. Опираясь на иззубренный палаш, Потемкин повел коня в поводу.
Бой завершился, вдали угасали крики победителей:
– - Виват Катерина Великая... виват матка наша!
"Что они знают о ней? А вот я, да, я-то знаю..."
Гонцы от Бендер, осажденных Паниным, не возвращались, и дальнейшее продвижение армии Румянцева с каждым шагом становилось опаснее: вклинившись между двумя армиями, турки могли отрезать Румянцева от его коммуникаций и магазинов. Разбитые войска Абды-паши бежали в сторону Кагула, усеивая свой путь носами и ушами, которые с большой ловкостью отрезали им военные палачи -- за трусость! Трофеи достались русским небывалые... Из-за полога шатра зычно разносило рявкающий
– - Что мне этот Абды-паша? Такого дурня бить жалко -- мне сам Халиль-бей, визирь великий надобен, тогда и войне конец...
Халиль-бей как раз в это время маневрировал близ озера Кагул; все думали, что визирь прямо с марша навалится на армию Румянцева. Но визирь у Кагула и задержался... Румянцев, повстречав Потемкина, вдруг озлобленно сказал, что отдаст его под суд:
– - И не посмотрю, что вы при дворе отплясывали!
– - За что под суд?– - обомлел Потемкин.
Обвинение было таково: противника не преследовали.
– - А на что вам, господа, кавалерия дадена? Чтобы по боярыням молдаванским разъезжать, да вино в деревнях сыскивать? Будь такое дело при Минихе, царствие ему небесное, так он не стал бы лясы точить, а сразу бы задрал оглобли полковой фуры и повесил тебя на оглоблях за шею -- вот и болтайся там!
Потемкин ожидал, что за Ларгу-то уж обязательно станет кавалером георгиевским, а вместо ордена ему оглобли с петлею сулят. Однако он не полез на рожон, вежливо объясняя Румянцеву, что кавалерия после атаки едва ноги таскает:
– - Нам конницу подвижную не догнать было б!
– - Конницу? А пехоту на двух ногах -- тоже не догнать было? Ездить не умеете, господа хорошие...
Надсадно визжали колеса -- Румянцев отгонял прочь обозы, составляя их в обширный вагенбург, чтобы лишние грузы не сковывали маневренность армии.
Вместе со штабом Потемкин участвовал в рекогносцировке Румянцева, который взлетел на жеребце к подножию Траянова вала, подле него крутился на лошади молодой и шустрый капитан Михаила Голенищев-Кутузов, отмахиваясь от жалящих слепней.
– - Вас ждут великие дела, -- шепнул он Потемкину.
– - Зачем пугать меня?– - Потемкин на шенкелях стронул лошадь ближе к Безбородко: -- Сколько Халиль привел войска?
– - Сто пятьдесят тыщ.
– - А татар за нами сколько собралось?
– - Восемьдесят тыщ.
– - Опять наши силы неисчислимы, -- засмеялся Потемкин.– Бедная мать-Россия: никак солдат нарожать вдоволь не может...
Румянцев через подзорную трубу оглядел турецкий лагерь.
– - А пушек у них много, -- обратился он к Мелиссино.
– - Я вижу. Вагенбург, считайте, уже отрезан.
– - Это кто ж отрежет?– - удивился Румянцев и трубою показал в гущу противника.– - Утром оставлю от них рожки да ножки...
От своей ничтожно маленькой армии он оторвал еще 6000 солдат и велел Потемкину взять их для охраны вагенбурга.
– - Вам предстоит обрести честь и славу, -- мрачно изрек он.– - Пока я бью турок, вы должны сберечь мне обозы. От вашей бдительности, сударь, зависит все: быть армии или не быть.
Один глаз Потемкина был мертв, другой источал слезу.