Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - События созрели, -- говорил он, -- а Пугачев вряд ли повторит оренбургскую ошибку и, скорее всего, явится на Волге...
Узнать же точно, где сейчас Пугачев и куда направляет он движение своей новой армии, было невозможно: Екатерина отшучивалась, Панин хмуро отмалчивался, Потемкин грыз ногти. Весь июнь дипломатический корпус пребывал в напряженном внимании, тщательно коллекционируя слухи среди царедворцев и простонародья. Кажется, что на этот раз народ российский широко расправил свои крылья... В один из теплых вечеров Сольмс пригласил коллег в прусское посольство на Морской улице;
– - Пугачев, очевидно, вышел на Казанский тракт.
– - Но какие страшные расстояния!– - сказал граф Дюран.
– - В этой дикой стране, -- напомнил шведский посол Нолькен, -- расстояния никого не ужасают, а тем более русских...
Политики сомневались, хватит ли у Пугачева дерзости вонзиться в самый оживленный центр России, насыщенный множеством дворянских усадеб и вотчин, переполненный крепостным населением.
– - Вы не верите, что Пугачев спешит к Волге?
– - Трудно в это поверить, -- отвечали Сольмсу.
Прусский посол хлопнул в ладоши, явился лакей.
– - Вот тебе рубль, -- сказал ему Сольмс.– - Обойди ближайшие лавки, принеси нам фунт свежей икры.
Лакей долго отсутствовал. Наконец вернулся:
– - Извините меня, посол, но икры нет.
– - Быть того не может!– - воскликнул граф Дюран.
Лакей пояснил, что в лавках икра есть:
– - Но старая, залежавшаяся, а торговцы говорят, что свежей икры долго еще не будет. А почему -- никто не ведает.
Сольмс, явно удовлетворенный, позвал гостей к столу:
– - Заранее извиняюсь перед вами, господа, что прекрасная русская икра сегодня не оживит мой стол... Нет икры, и ясно почему: Пугачев идет прямо на Казань...
...Крестьянская война еще только начиналась.
ЗАНАВЕС
Ну и жарища... В середине июля 1774 года Прохор Акимович Курносов проезжал через Россию, поспешая в столицу по срочному вызову. Где-то вдали горели леса, сизый дым обнимал ромашковые поляны. Дороги утопали в еду чей пыли, по ним хаотично катили брички, рыдваны, коляски, кареты, таратайки, шарабаны, просто телеги -- ехало дворянство, причитая испуганно. Спасались... А на почтовых станциях не протолкнуться было от множества застрявших пассажиров: все ямщики в разъездах, лошадей нет, всюду суета, вопли, ругань, драки, пьянство, неуважение человека к человеку. Прошка легко протекал через этот чудовищный раскардаш России, будто ничто его не касалось. Где-то за Липецком, остановясь менять лошадей, он спросил станционного смотрителя:
– - Что это с людьми, будто повзбесились все?
– - Как, сударь! Пугачев-то у Казани уже... Гляди, день-два -- город возьмет, через Волгу перекинется, сюда заявится. Вчерась двоих уже повесили: каки-то манифесты подложны читали...
Имея на руках хорошую подорожную, Прошка катил пока как по маслу, без задержек. Наконец и он застрял под Лебедянью.
– - Нет лошадушек. Подождите, сударь, -- обещал всклокоченный смотритель.– - Уж вас-то я первым делом отправлю... ей-ей!
Курносов был в белом флотском плаще, под которым поблескивал орден
– - А кто же вы, такой нарядный, будете?
– - Мы с Черноморской эскадры... А что, сударь?
– - Да уж, извините, больно вы спокойный средь нас.
– - Ас чего бы мне волноваться?– - спросил Прошка.
– - Пугачев-то... ай-ай! Слыхали ль?
– - Слыхал. А буфет на этой станции имеется?
– - Эвон, за ночевальной комнатой... извольте.
На втором этаже станции проезжие убивались с горя за картами, бодрились от вина. Левую руку с оторванными пальцами Прошка напоказ не выставлял, скрывая ее под плащом. Он сказал:
– - Водки бы мне стаканчик. Да карася в сметане.
Повернулся от буфета в зал, и на него испуганно глянули удивительно красивые глаза (не мамаевские, а по наследству из рода дворян Рославлевых). Это была Анюточка Мамаева, а ныне в браке казанская дворяночка Прокудина, с нею-две девочки.
– - Ну узнали меня?– - спросил он, подходя к ней.
– - Да вас, сударь, теперь и не узнаешь... Вижу, что облик-то знакомый вроде. Смотрю вот: вы или не вы?.. Здравствуйте.
– - День добрый, Анна Даниловна, -- поклонился Прошка.
– - Чего ж в нем доброго-то?– - сказала она, закусив губу, а девочки ползали по лавке, трепали мать за рукава платья.
Хотел он сказать, что Мамаев в Азове под его командою состоит, да передумал: по всему видать, женщине и без того плохо, так на что правду об отце знать? "Э, ладно! Промолчу..."
– - Наверное, тоже от Пугачева бежите?
– - Хуже того, -- вдруг заплакала госпожа Прокудина.– Муженек мой под суд угодил... Выдали меня за него как за благородного. А он казну в Мамадыше растащил, на акциденциях попался, двух писарей засек и сосед ню усадьбу спьяна спалил. Едем с ним до Сената столичного, чтобы умолить судей избавить нас от Сибири.
– - А муж-то ваш где! Хоть бы глянуть на героя такого!
Анечка возвела к потолку прекрасные глаза:
– - Где ж ему, окаянному, быть-то еще? Где вино с картами, там и он... Пять ден маемся по лавкам, лошадей не дают. Ах, сударь мой, -- вдруг вырвалось у нее.– - Ежели б вы дворянином были, так все иначе сложилось -- ко счастью нашему обоюдному!
Чего уж тут вспоминать детские наивные поцелуи украдкою? Он прошелся по комнате, стуча железками на ботфортах, белый галстук из батиста терзал шею, мешала шпага. Ответил так:
– - Невелика важность -- дворянство! Мне ведь тоже в Сенат надобно. Только не судиться. Хочу бумаги выправить по герольдии.
Девочки раскапризничались. Анюта их одернула. С трогательной печалью женщина оглядела парня, даже орден его заметила:
– - Никак, вы уже большим человеком стали.
– - Человек я не большой, зато государственный.
– - Чем же вы заняты бываете?
– - Корабли строю. Потом на воду их спускаю. Флоту без кораблей не быть, как и не быть России без флота! Вот и выходит, Анна Даниловна, что я человек государственной надобности... Ныне из шкиперов произведен в чин флотского ссрвайера.