Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Чувствую, -- сказал Голицын, поднимаясь из кресла, -- мне осталось самое трудное: уговорить мадмуазель Колло.
– - А мы навестим Фальконе вместе, -- ответил Дидро...
Фальконе чем-то напоминал Вольтера, особенно улыбкою тонких губ, сложенных в саркастическую складку. Голицын и Дидро сразу же стали просить мастера брать за работу дороже:
– - Императрица даст вам и триста тысяч франков.
– - Никогда!– - отвечал Фальконе, взмахивая молотком.– Остальные сто тысяч пусть выплатят мне тем, что не станут мешаться в мою работу, а невмешательство для казны ничего не стоит.
Голицын
– - Вы согласны закрепить его сразу?
– - Да! Но...– - И Фальконе показал глазами на двери.
В соседней комнате плакала худенькая женщина в черном платье; Голицын, как опытный сердцевед, красноречиво высказал массу аргументов в пользу того, чтобы девушка ехала в Россию:
– - Поверьте, Петербург засыплет вас заказами...
Он понял, что Колло (на вид несчастная, замученная жизнью) не рискнет покинуть мастера в его одиночестве. Вернувшись к Фальконе, посол спросил его, имеется ли у него план.
– - Распростертая над бездной рука царя -- и больше ничего! Но эта рука пришла мне в голову сразу... я уже измучен ею.
Голицын обратил внимание на два бюста Дидро: один из них сделал сам Фальконе, другой исполнила Колло.
– - Оба они прекрасны!– - высказался Голицын.
– - Со мною не надо быть дипломатом, -- ответил скульптор...
Дидро заговорил, что простертой руки мало:
– - Вы покажите Петра, который гонит перед собой варварство с полуразметанными волосами, накрытое звериными шкурами. Варварство, оборачиваясь, еще грозит герою, но уже попрано копытами его коня. Пусть я увижу любовь народов, простерших длани к Петру, осыпая его благословениями. А сбоку пусть лежит могучая фигура, олицетворяющая Россию, которая наслаждается спокойствием и довольством. А потоки светлой воды струятся из расщелин камня...
Фальконе, орудуя молотком, быстро и ловко в куски раздробил бюст Дидро, ударяя его по голове. Голицын закрыл лицо руками:
– - Боже, зачем вы это сделали?
– - Я разбил свой, худший, оставив лучший -- Колло!
Затем он резко обратился к Дидро с выговором:
– - Я же просил -- не мешать! Петр сам по себе -- сюжет, и он не нуждается в атрибутах, объясняющих его дела потомству. Не надейтесь, дружище, что я окружу памятник решеткой, ибо не желаю видеть героя сидящим будто хищник в клетке. А если надо будет защитить монумент от врагов или сумасшедших, то я надеюсь, что в Петербурге всегда найдутся бравые часовые с ружьями...
Контракт был обговорен за четверть часа. За стеною плакала несчастная женщина, без которой Фальконе был бы совсем одинок.
– - Пусть хоть ничтожная слава, но она была у меня в Париже. Сейчас я похож на Курция, кидающегося в пропасть... В русской столице я обрету одно из двух -- позор или бессмертие!
С этими словами Фальконе подписал контракт.
На улице Дидро спросил князя Голицына:
– - Вы убедились, какой это сложный человек?
– - Я этого не заметил. Самый обыкновенный гений...
В конце 1766 года Фальконе с Колло прибыли в Петербург; мастер ожидал встретить здесь нечто вроде дымного кочевья варваров, а перед ним возник красивейший город Европы. Было уже холодно, падал снег, тонкие сиреневые дымы струились в небе. Передавая императрице корреспонденцию из Европы, скульптор сказал, что
– - Мое известие будет касаться лично вас...
8. РАЗРУШЕНИЕ МИРА
Павлу было уже двенадцать лет, ум ребенка проснулся, глаза смотрели на мать чересчур серьезно. В долгие зимние вечера, наслушавшись разговоров об отце, которого братья Панины сознательно окружали ореолом рыцарского мученичества, Павел подолгу стоял у окон... Что мерещилось ему там, в снежных буревых вихрях? Может быть, мстительная тень Петра III в белом плаще прусского офицера, подобная той, что в мрачных галереях Эльсинора являлась и принцу Гамлету? Никита Иванович уделял великому князю внимание лишь во время обеда, да и то в веселой компании, где мужчины наперебой обсуждали придворных женщин, рассказывали пикантные анекдоты, от которых мальчик катался по коврам, а однажды был застигнут над листанием Энциклопедии, в которой он силился найти объяснение слову "любовь"...
Недавно возникла сцена между сыном и матерью. Павел отказался ужинать в ее кругу, где преобладали громкие голоса Орловых; Екатерина прикрикнула, что лишит его прав на престол.
– - И не надо мне его!– - ответил сын.– - Я уеду в Голштинию, где меня все любят и где я стану герцогом... как и мой отец!
Когда утром Панин пришел с докладом, она сказала ему:
– - Вот как вы замечательно воспитали мне сына...
Панин отделался поклоном. Екатерина, отойдя к зеркалу, исправила злое выражение лица на доброе. Потом спросила: правда ли, что в театре Варшавы спектакля не начинают, пока в ложе не появится князь Репнин?
– - К сожалению, так, -- ответил Панин.
– - Значит, тетива натянута... Аристократ кичливый, его поведение недопустимо, оно может оказаться губительным и для нашей гибкой политики на Босфоре...
Панин затих в кресле, давая ей выговориться.
– - Что-то у нас не так, -- переживала императрица.– - Мы же не ковырялись еще в голове Фридриха и не знаем, какой там суп варится. Кажется, князь Репнин уже допустил ошибку в делах варшавских, и я теперь боюсь, как бы она не стала непоправимой...
Панин тяжко вздыхал. Екатерина думала: так ли уж надобен "Северный аккорд" с опорою на страны лютеранские?
– - Ближе всех нам Пруссия, да и той веры мало. Я подписала договор с Англией, но только торговый. Возникни война с турками -- и мы останемся в изоляции, а значит, весь "Аккорд" летит к чертям, не имея никакого практического смысла... Сознайся, Никита Иваныч: кто надоумил тебя на создание этой комбинации?
Панин, сильно покраснев, напрягся в кресле:
– - Государыня! Не ломайте с трудом созданное.
– - Сломать можно, что сделано, а коли не сделано, так и ломать нечего. "Аккорд" реальной силы иметь не может, и вот тебе подтверждение: случись беда на юге, на севере Швеция подымется -- тогда как? Два фронта -- не один фронт. Дурные предчувствия у меня, Румянцев пишет, что Украина давно неспокойна... Разве могу я догадаться, откуда грянут первые выстрелы?
Иногда ей бывало очень неуютно на русском престоле. Все пути-дороги в Германию отрезаны, порою она даже задумывалась: правильно ли отказала в чувствах Понятовскому? На худой конец, могла бы стать королевой Польши... Она заговорила снова: