Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– Вы ведете себя непристойно, граф, – говорил Круз не потому, что знал о случившемся, а лишь по той причине, что Морской устав требовал от командира корабля ночевать на корабле.
Подчинив себе невесту цесаревича, Разумовский подчинился и Крузу, перейдя с фрегата на свой пакетбот «Быстрый». Дул встречный бейдевинд, с которым он не мог справиться, отстав от флотилии, а доблестный Круз, отлично управляясь парусами, доставил Гессенское семейство в Ревель. Здесь, когда стали подавать лошадей и кареты, принцесса Вильгельмина впала в истерику:
– Ах, оставьте меня! Я никуда не поеду, пока не вернется пакетбот.
Такое поведение невесты заставило Бецкого обратить особое внимание на Разумовского: ждать пакетбот с моря или ехать без него? Екатерина отвечала через курьеров: плевать на весь багаж, оставшийся на «Быстром», пускай невесты едут хоть нагишом, я их жду. Вильгельмина, вся в слезах, отправилась в дорогу за своим счастьем. Каково же было удивление свиты, когда Разумовский нагнал их в своей карете и на вопросы Ивана Бецкого предъявил разрешение Адмиралтейств-коллегий следовать сухим путем. Уже тогда подозревая в этом недоброе, никто из свиты ему не обрадовался, но зато светлая радость была написана на лице Вильгельмины:
– Боже праведный, как счастлива я видеть вас снова!
– А вы бы знали, – отвечал Разумовский, – как счастлив будет видеть вас мой лучший друг – цесаревич Павел…
Все это время, пока флотилия плыла в море, Екатерина занималась перлюстрацией переписки короля Фридриха II со своим послом Сольмсом; она уже знала, что «Ирод» желает видеть на русском престоле именно Вильгельмину. Амалия же и Луиза – лишь декорация для создания мнения в Европе, будто у Павла свободный выбор невесты…
Кортеж с невестами и их матерью – ландграфиней был задержан в Гатчине, где их в лесу встретил князь Григорий Орлов:
– Вы прибыли в мои владения. Здесь, куда ни посмотришь, все мое на много верст. Прошу подчиниться мне, а в заколдованном замке вас ожидает некая дама в черном, прошу не пугаться…
Невольно робея, «гессенские мухи» попали под гулкие своды чудовищного замка, где посреди громадной залы, обвешанной рыцарским оружием, сидела скромная дама с острым подбородком – сама Екатерина. Она махнула рукой – стена опустилась под пол, открылся стол с яствами, вдоль него застыли лакеи, а лепестки роз, опадая с высоты, осыпали входящих. Во время короткой трапезы Екатерина была любезна лишь в той степени, какой требует этикет, после чего подали кареты. На окраине Царского Села им встретился восьмиместный фаэтон, из которого на дорогу выпрыгнул курносый жених – Павел… Ландграфиня указала ему на своих дочерей:
– Вы видели портреты, а вот и сами оригиналы. Павел, смущенный, тишком спрашивал Разумовского:
– Скажи мне, граф, на ком остановить выбор?
Разумовский бестрепетно указал на Вильгельмину:
– Уверяю вас: это лучшая карта во всей колоде…
Ландграфиня сразу завела с Екатериною речь о постулате «святого духа», чем вызвала ответное раздражение императрицы:
– Я не богослов и никогда не общалась со «святым духом», но я представлю вам митрополита Платона, который даже алгебраическим путем легко докажет вам, что наша вера с лютеранскою – одна и та же похлебка, только варили их в разных котлах.
Отец невесты требовал от Екатерины, чтобы ему дали чин русского фельдмаршала, как Румянцеву, он хотел получить в свое владение Курляндию с Лифляндией (почти всю Прибалтику), где собирался держать гессенский полк в 4000 штыков. Екатерину даже передернуло от подобной наглости:
– Если ландграф сошел с ума, то я-то еще не рехнулась, чтобы за одну тряпичную куклу
Она не была расположена затягивать смотрины, поставив сыну условие, что дает ему для выбора лишь три дня сроку. Екатерина имела основания торопиться, ибо Григорий Орлов начал серьезно увиваться за смазливой принцессой Луизой, которая, присмотревшись к жизни «русс-бояр», очевидно, практично рассудила, что быть княгиней Орловой гораздо сытнее, нежели остаться в Европе в роли герцогини. Из Петергофа гости и свита перебрались в столицу. Павел предложил руку и сердце Вильгельмине. Он позвал Разумовского, объединив три руки в едином пожатье:
– Прошу, граф, по-прежнему быть настойчивым в исправлении моего характера и полюбите не только меня, но и ее.
– Полюбите вы нас! – взмолилась Вильгельмина…
Екатерина всегда была очень далека от подобной лирики.
В эти дни она призвала своих лейб-медиков:
– Вы, господа, провели осмотр невесты?
– Насколько возможно, ваше величество.
– Отчего такая неуверенность в вашем ответе?
– Августейшая невеста Вильгельмина рыдала, не даваясь осмотру. Она всячески скрывала от нас естество свое… стыдясь!
Екатерина почесала нос. Неуверенно хмыкнула:
– За что ж я вам, господа, деньги плачу?..
Впрочем, она была абсолютно равнодушна к будущему счастью сына, и случись, лейб-медики высказали бы свои подозрения, наверняка бы отмахнулась от них: «Что за беда?» Но, беседуя с невестой, Екатерина внушила ей, что главное условие добрых отношений между ними – скорейшее познание русского языка:
– Без этого вы не будете иметь моей дружбы, а русский народ – помните об этом всегда – народ гордый, и ему есть чем гордиться… Вы попали в удивительную страну. Поздравляю вас!
Она одарила невесту парюрой из дивных бриллиантов.
С первых же шагов по русской земле Вильгельмина стала открыто выражать презрение к русскому народу и его обычаям, на что, очевидно, и рассчитывал Фридрих II, желавший иметь в Петербурге своего агента, который бы воздействовал на Павла в должном духе. Выраженные на портрете непомерное высокомерие и расчетливый, почти циничный эгоизм подтвердились.
Французский посол Дюран сообщал в Версаль: «Она задает несколько поверхностных вопросов и даже не дожидается на них ответов. Русские мстят ей тем, что находят ее весьма недалекой и очень плохо сложенной». Зато наследник престола таял от любви, не покидая невесту ни на шаг, а все ласки и нежности Павла невеста воспринимала с холодным видом… На балах, среди множества танцующих, Вильгельмина выискивала стройную фигуру загорелого и подвижного капитан-лейтенанта. Вот его она любила! Однажды, в шуме пышного празднества, невеста цесаревича, улучив минуту, свободную от внимания навязчивого жениха, властно потребовала от Андрея Разумовского: когда он сможет проделать с нею все то, что уже проделал в каюте флагманского фрегата «Святой Марк»?
– Да хоть сейчас, – со смехом отвечал тот…
А вечером в Аничковом дворце его навестили послы. Послы двух могущественных католических держав – Испании и Австрии, решивших доломать «Северный аккорд», придуманный Паниным.
– Нам известно, какое место занимаете вы в сердце будущей русской императрицы, – сказали они согласно. – Или вы будете услужать политике наших дворов, чтобы оторвать Россию от прежних ее союзов, или… Или угодите под кнут Степана Шешковского!
Разумовский был человеком очень дерзким: