Фаворит. Том 2. Его Таврида
Шрифт:
– Первый плюс нам, – сказал прусский король.
После свидания в Нейссе он уже никогда не выпускал из виду Иосифа II, изучал его, прикидывал, на что тот способен, и пришел к выводу:
– Эпоха просвещенного абсолютизма не миновала его прически! Иосиф настолько мудрец, что умным людям не стоит его бояться… Сейчас я стану указывать ему место, в какой ложе сидеть, и пусть в Вене не думают, что имперские князья Германии состоят из одних верных вассалов Габсбургов…
Войны пока не было. Но войска под командою императора
– Ты вызовешь новую Семилетнюю войну.
– Пусть. Но Баварией вознагражу себя за потерю Силезии.
– На стороне Пруссии, сын мой, выступит и Франция.
– Франция не выступит, ибо ее король женат на вашей дочери и моей родной сестре – Марии-Антуанетте, а она уже как-нибудь сумеет устроить мужу истерику, чтобы не вмешивался.
– Но подумал ли ты о России?
– России не должны касаться дела германского мира. – С большим удовольствием Иосиф сообщил матери, что «старый Фриц» болен. – Он валяется в Сан-Суси, как падаль, и, говорят, уже перестал дуть в свою противную флейту…
Фридрих уважал русского посланника в Берлине, князя Владимира Сергеевича Долгорукова, с которым сжился в той же степени, в какой сжилась Екатерина с его послом графом Сольмсом.
– Как вам нравится этот хаос? – спросил король. – Я слишком немощен для седла, но кое-что из тактики не забыл. Берлин уверен, что Франция, связанная интимными соглашениями с Вашингтоном, точит зубы на Англию, потому она не вмешается. Саксонии трудно остаться в стороне, ибо вслед за Баварией наступит и ее черед… Окажет ли Россия мне помощь?
– Наши войска, – отвечал Долгорукий, – связаны напряжением, которое Блистательная Порта создает возле наших границ на Кубани, а инструкции от графа Панина я еще не получал.
– Вы их получите. В этом не сомневаюсь…
Екатерина равнодушно восприняла отозвание маркиза де Жюинье, который не прижился в России, а поверенным (только поверенным!) в делах Франции оставила атташе Корберона.
– Какие отношения, – спросила она Корберона, – между королевой Франции и ее братом Иосифом австрийским?
– Мне трудно судить об этом. Я не аристократ и при дворе Версаля никогда не бывал, чтобы знать его сплетни. Извещен в одном: Иосиф, навещая сестру, был очень недоволен ее кокетством и умолял избавиться от любовника, принца Шарля де Линя, который, кстати, собирается навестить Петербург.
– Принцу де Линю, молва о котором гремит по свету, я всегда буду рада. Но вы уклонились от прямого ответа.
– По той причине, что не слышал прямого вопроса… К сожалению, – признался Корберон, – все французы недолюбливают королеву-австриячку, но
– Вмешается ли Франция в эту возню из-за Баварии?
– Смею думать, что французы никогда не пойдут сражаться за венские интересы, которые им всегда были чужды.
– У вас какое-то дело до меня, Корберон?
– Да! В июне я с маркизом де Жюинье подписали брачный контракт между девицей Мари Колло и сыном маэстро Фальконе. Я думаю, старику это было не совсем-то приятно – быть на свадьбе своей воспитанницы, которую он так нежно любил.
– Сын бездарен. Отец гениален. Колло талантлива. Но что нам с того? Главное – памятник Петру готов.
– Фальконе, увы, собирается покинуть Россию.
– Зачем? Кому, как не ему, достанутся все лавры и пушечные салюты? Хорошо, – сказала Екатерина, – я сегодня как раз обедаю у графа Сольмса и навещу мастерскую Фальконе…
Прусское посольство располагалось по соседству с мастерской скульптора. Екатерину встретила заплаканная Колло.
– Вы, сударыня, покидаете нас вместе с мужем?
– Нет, – ответила Колло, – у меня есть учитель, которому я всю жизнь останусь благодарна. Женщине лучше жить с талантливым стариком, нежели с молодым, но бездарным мужем.
– Вас, французов, на голодный желудок не поймешь. Зачем же тогда было устраивать эту комедию с брачным контрактом?
– В жизни, ваше величество, не все так просто.
– А я хотела предложить вам остаться в России…
– Никогда! – послышался голос Фальконе, спускавшегося с антресолей по лесенке. – Я уже изнемог от критики своего творения, которое, я верю, сохранит мое имя в истории. Я это сам понимаю. Ваш Бецкой этого не поймет!
Екатерина уже привыкла к едкости в речах мастера:
– Маэстро, если вы решили стать Прометеем, так пусть Бецкой, вместо орла, клюет вашу печень. Для чего мы все живем на этом паршивом и гнусном свете?
Фальконе задержал шаги на шатких ступенях.
– А вот и ответьте – для чего? – спросил он сверху.
– Преодолевать трудности – не в этом ли смысл жизни? Вы думаете, мне легко? О-о-о, – закатила глаза Екатерина. – Вы все намного счастливее меня, и у вас под рукою постоянно находится молоток, которым и устраняете лишнее в камне.
– А у вас – топор, которым вы рубите лишние головы! – рассвирепел Фальконе. – Так срубите голову Бецкому.
– Этим я славы своей не умножу, но если Бецкой разлагается на вашей дороге, перепрыгните через его труп. Но зачем же уезжать из России в самый канун своего триумфа?
Фальконе, глянув на Колло, остался непреклонен:
– Мы уедем. Не верьте тем, кто скажет вам, будто змею следует убрать из-под копыт Петрова коня: в жизни великих мира сего всегда встречаются гадюки, больно жалящие… Ваше величество позволит мне увезти с собою ваши письма ко мне?