Фаворит
Шрифт:
— Дружище, а что слыхать о чуме в России?
Если не знать короля, то вопрос покажется вне всякой связи с конфедератами. Но министр знал: мышление Фридриха — как у Филидора, заранее рассчитывавшего все ходы шахматных фигур.
— По слухам, уже немало жертв в Харькове, есть подозрительно уязвленные и в самой Москве, среди работных людей.
— Прекрасно! — обрадовался король. — Пусть наши берлинские газеты кричат, что русская чума уже переползла в города польские и необходимо оцепить мою Пруссию кордонами…
На самом же деле он выстроил
— А вы придумали занятие для этих польских девок?
— Финк, — отвечал король, — самое удобное для них занятие — быть верными женами моих потсдамских гренадеров.
Когда полячки стали его подданными, он возмутился:
— Безобразие! А где же их приданое?..
Берлинские юристы предъявили Польше претензии: пусть каждая полячка, нашедшая семейное счастье в Пруссии, получит от Польши кровать, четыре большие подушки, два одеяла, корову, двух породистых свиней и хотя бы три дуката — на пиво своему бравому мужу.
Король пригласил к себе чиновника Гальсера:
— Не пора ли начинать чеканку дукатов, которые бы на треть веса состояли из самой паршивой лигатуры?
— На какую сумму прикажете, ваше величество?
— Для начала в пятнадцать миллионов…
С этими миллионами король послал в Польшу своего поверенного Эфраима. Под именем консула Симониса жулик закупал для Пруссии зерно, кожи, мясо, драгоценности, меха, лес, картины, парусину — и за все расплачивался фальшивой монетой. Обогатив казну короля, Симонис скрылся, а поляки не сразу, но все же догадались, что их облапошили на целую треть доходов. Решив поскорее сбыть с рук фальшивые дукаты, они пустили их в оборот, и вскоре генерал-прокурор князь Вяземский, ужасно взволнованный, не находил слов, докладывая Екатерине о наплыве фальшивых денег.
— Александр Алексеич, — сказала Екатерина, — ты не пугайся. При Елизавете уже было такое, когда мы с Пруссией воевали.
— Боюсь, не Эфраим ли снова за дело взялся?
— Не страдай! Поехали лучше кататься…
В дороге она указала: открыто объявить по всей империи, что фальшивые дукаты будут принимаемы казной, как настоящие, а тишком велела вызнать пути-дороги «Симониса». Екатерина ехала на прогулку в новой карете, овальные бока которой были расписаны изящными картинами в духе Антуана Ватто. Кони вынесли ее на развилку Московского и Царскосельского трактов. В кустах белела конторка рабочей артели, осушавшей болото. Вдоль тропинки
— Как зовется место сие? — окликнул ее Вяземский.
— Кекерекексинен, — ответила та.
— Qu'est que c'est? — удивилась Екатерина. Лакеи с запяток объяснили ей, что с чухонского на русский это переводится так: Лягушачье болото. — Вот и чудесно! — Екатерина повернулась к Бецкому. — Иван Ваныч, завтра же отпиши в Лондон, чтобы на заводе Веджвуда сделали фаянсовый сервиз с изображением жанровых сцен из жизни веселых лягушек. На этом болоте выстрою дворец.
Вяземский сдернул с лысой головы пышный парик:
— Господи, пресвятая матерь-богородица! Войнища такая идет, кругом в долгу, как в шелку, одними бумажками сыты, а ваше величество новый дворец ставит… И где? На болоте чухонском.
— Молчи, старик! Пока я жива, будут и деньги, а вот когда помру, тогда ни меня, ни вас, ни денег не будет.
Лейб-кучер Никита громко высморкался с козел:
— А кудыть дале-то ехать, осударыня?
Екатерина с размаху убила комара на своей щеке.
— Езжай, куда глаза глядят. Нам везде хорошо!
О чем Фридрих II не договорил с Австрией при свидании в силезском Нейссе, следовало решить в моравском Нейштадте, куда Иосиф II и выехал вместе с Кауницем. Тот еще пытался водить на помочах молодого германского императора, но Иосиф иногда уже давал канцлеру ощутимые ответные щелчки.
Фридрих был бы счастлив слышать их диалог в карете.
— Сами мы воевать не будем, — доказывал Иосиф, — но в случае победы Турции над Россией я хотел бы иметь в своих владениях часть Польши, всю Галицию и… не откажусь от Украины.
— Зато в случае победы России над Турцией, — подхватывал Кауниц, — наши планы становятся шире: Австрия должна поглотить Малую Валахию, Болгарию, Сербию, Боснию, Албанию и… Грецию!
— Вы забыли о Египте, — напомнил император.
— Простите, ваше величество, я забыл…
— Следует помнить, что со временем мы должны занять и Египет, дабы не допустить туда французов и англичан, которые придут на берега Нила, если мы, немцы, не поторопимся.
— Еще раз извините мою старческую забывчивость.
— Я вас прощаю, — сказал Иосиф…
Фридрих приветливо встретил свиту Иосифа (составленную, как нарочно, из генералов, которых королю доводилось вдребезги сокрушать на полях былых сражений), а канцлер Кауниц, сухо кивнув королю, удалился на кухню, где с помощью аптечных весов и мензурок начал производить химический анализ сливок, шоколада и сахара, должных воплотиться в обычную чашку какао. Иосиф заранее извинился перед Фридрихом за дурацкие причуды канцлера:
— Окна будут плотно затворены — никакого проветривания. Перья и карандаши должны лежать в идеальной линии, иначе он взбесится. Не удивляйтесь, если канцлер вдруг начнет метаться, сравнивать температуру наружного воздуха с комнатной, и при этом то снимать, то надевать свои черные плащи.