Фаворитка
Шрифт:
Если честно, мне по-человечески жаль королеву. Столько лет она словно в осаде, при малейшей попытке жить своей жизнью ей то давали понять, что развод не за горами из-за отсутствия наследника (откуда ему взяться, если король обходил спальню супруги стороной?), то когда все же родила одного, а потом второго сына, грозят разлучить с детьми.
Конечно, все, включая Мари, твердят, что Анне Австрийской дети нужны только ради собственного положения, мол, иначе развод и девичья фамилия, то бишь, возвращение в Испанию. Но я думаю, что королева действительно любит своих очаровательных малышей, старший из которых станет Королем-Солнце.
Я
Иногда мне начинало казаться, что королева сама виновата в своих проблемах. Почему бы сразу не хлопнуть дверью и не вернуться в Испанию? Можно было бы там уйти в монастырь или назло этому ипохондрику выйти замуж и нарожать розовощеких детишек от какого-нибудь местного аристократа, опозорив тем самым наихристианнейшего короля?
Но она зачем-то держится за свое место зубами. Было бы за что держаться! У королевы двор скучнейший, и это во Франции, где у амура не лук со стрелами, а пулемет.
Анна Австрийская и дома воспитывалась столь строго, что и нынешняя жизнь ей должна казаться вольностью, но все же за столько лет могла бы перевоспитаться?
Я вспомнила рассказы Мари о жизни королевы до приезда в Париж. Конечно, это все почти секретные сведения, но именно секреты при дворе известны лучше всего.
Испанский король Филипп III и его жена королева Маргарита полностью подчинялись первому министру герцогу Лерма, который держал королевскую чету на положении послушников монастыря. Никакого образования, кроме зачатков языков, пара слов на латыни и бесконечные молитвы, черные платья без малейшего намека на нарядность, питание буквально впроголодь и круглосуточный надзор старых ханжей, для которых шаг быстрее старушечьего уже преступление против правил приличия. Даже детям ни бегать, ни прыгать, ни, упаси господи, кричать не позволялось.
Попав в четырнадцать лет во Францию, юная супруга короля (Людовик уже был королем) оказалась в ином мире, где царило веселье, дозволялось многое и на еще большее закрывали глаза. Мария Медичи, рассчитывавшая, что у спокойного, меланхоличного Людовика, который все время занят какими-то делами, более присущими ремесленникам, чем королю, будет тихая и спокойная жена-испанка, похожая на мышку, просчиталась. Анна Австрийская оказалась красива броской красотой голубоглазой блондинки и весьма восприимчивой к радостям французского двора.
Честь короля спасло все то же строгое религиозное воспитание королевы, Анна Австрийская могла сколько угодно кокетничать и строить глазки поклонникам, но супружескую верность блюла неукоснительно. Даже история с герцогом Бэкингемом привела не больше как к неприятному казусу на аллее парка, но герцогу удалось лишь привести платье королевы в некоторый беспорядок, не больше.
Этот беспорядок категорически рассорил супругов на много лет.
Конечно, сейчас Анна уже не та, за столько лет безделья она основательно раздалась
Я так задумалась о несчастной (по собственной вине) королеве Анне Австрийской, что пропустила обращенные ко мне слова герцогини. Отреагировала только на повтор:
– Анна! О чем вы так задумались? Вредно слишком много размышлять, пойдемте прогуляемся. Мне тоже не мешает развеяться после письма госпожи де Лансак!
Герцогиня подожгла письмо в пламени свечи, положила на поднос и проследила, чтобы оно сгорело полностью, только переворошив пепел и выбросив его в камин, кивнула мне:
– Прогуляемся по парку.
С ума сойти, вокруг нее только отобранные, проверенные-перепроверенные, а она боится!
Кого или чего? Неужели провокация?
Мы немного ушли вперед, что, впрочем, не было редкостью, когда герцогине хотелось посоветоваться или предаться воспоминаниям, она так и поступала. Интересно, что на сей раз – совет или воспоминания?
Оказалось и то, и другое.
– Анна, ты знаешь подробности заговора Сен-Мара?
– Да.
– Не помнишь, королева уезжала в Руссильон?
– Нет, она не оставила детей одних в Сен-Жермене.
– Она не подчинилась приказу короля?
– Сказалась больной.
– Не догадается… – вздохнула Мари.
– Значит, приказ короля уже есть?
– Да. Ты точно помнишь, что она не поехала?
– Точно.
– А что дальше?
Со стороны казалось, что две дамы щебечут о нарядах, хотя, думаю, зная тогдашний французский (да и не только) двор, нетрудно догадаться, что модными новостями в беседе и не пахнет. За улыбками скрывались оскалы, за заверениями в любви и дружбе готовность подсыпать яд, за клятвами готовность предать. Может, в той нормальной жизни я просто не вращалась в кругах, где вершится история, а у простых смертных и проблемы проще?
Я пересказала, что помнила. Мари вздохнула:
– Надеюсь, что ты не ошиблась и ничего не напутала. Сегодня ночью съездишь в Сен-Жермен. Нужно, чтобы она действительно сказалась больной и никуда не ездила.
– Кто меня пустит к королеве?
– Лансак, я напишу записку. Если я поеду, заметят.
Вот так, меня снова бросали на амбразуру, не считаясь ни с моими собственными желаниями, ни даже с моими соображениями. Мари легко затыкала мне рот тем, что она лучше знает обстановку двора и без нее мне не сделать и шагу.
– Мари, я хотя бы должна знать о твоих задумках, я не кукла-марионетка. И сюда переправлена не для того, чтобы соблазнять любого, на кого ты укажешь пальцем!
– Сейчас никого соблазнять не нужно, просто сообщи королеве, что ей нельзя уезжать, оставив детей на кого бы то ни было.
– А что дальше?
– Подумаем.
У нас очень странные отношения, мы то беседуем, как две подруги, то Мари вдруг вспоминает, что она герцогиня уже больше столетия и требует, чтобы я знала свое место.