Фаворитки
Шрифт:
Однажды утром Антония Боргоньи родила сына.
Вечером Мандрагоне явилась к рыбаку.
Мать спала на постели, рядом с ней сын, отец поправлял свои сети при свете костра из виноградных лоз. При виде посетительницы он поспешил оставить свое занятие.
— Мне нужно поговорить с тобой, Джиакомо, — сказала она.
— Я вас слушаю, синьора.
— Не здесь. Пойдем.
Рядом с хижиной был маленький садик, в него-то и привела синьора крестьянина. Сидя рядом с ним, она без предисловий сказала:
— Хочешь получить тысячу
Тысячу секинов? Целое состояние! И у него спрашивают, хочет ли он получить?..
Сначала он ответил «Да!», потом спросил: «Нужно убить человека, который вам неприятен? Я готов».
Мандрагоне улыбнулась.
— Нет, — ответила она. — Не то.
— Что же?
— Мне нужен твой сын.
— Мой сын?..
— Да. Одна моя подруга, у которой нет детей, хочет иметь одного. Отдай мне ребенка, я тебе дам тысячу секинов. И будь покоен, он будет счастливее, чем у тебя. Ну?..
Джиакомо молчал. Предложение, хоть и было выгодно, тем не менее произвело на него неприятное впечатление. Он почти ненавидел своего ребенка до того, как он явился на свет, но он полюбил его, когда тот родился.
— Ну же? — повторила Мандрагоне.
— Но жена… жена никогда не согласится… — пробормотал он.
— Разве тебе нужно спрашивать у жены?
— Я вас не понимаю.
— Ты поймешь сейчас. Сегодня ночью, когда жена твоя будет спать, ты возьмешь ребенка и принесешь ко мне. А когда жена твоя проснется, ты скажешь ей…
— Что я скажу ей?
— Не проходят ли здесь цыганские таборы?
— Да, бывает.
— Ну, так какая-нибудь цыганка в твое отсутствие не могла разве войти в твою хижину и похитить ребенка, пока мать спала? Эти проклятые египтяне все воруют детей, это известно. Теперь твой ответ. Слушай, я не хочу торговаться и даю тысячу пятьсот секинов.
Джиакомо поднял голову. Он начинал входить во вкус.
— Две тысячи, — сказал он.
— Гм! А ты жаден, мой друг! — сказала испанка. — Ну хорошо, две тысячи.
— Где я найду вас?
— В полночь у развалин старинного монастыря в Фиезоле.
— В полночь. Ладно.
В полночь Инесса Мандрагоне, в сопровождении хорошо вооруженного лакея, испанца по имени Сильва, преданного ей душой и телом, была на месте назначенного свидания. В четверть первого пришел Джиакомо с ребенком.
— Вот! — сказал он глухим голосом. — Деньги?
— На. Но что случилось? Твоя жена?..
— Не бойтесь, жена моя ничего не скажет. Она умерла.
— Умерла?!
Не дав никакого другого объяснения, рыбак взял мешок с золотом и удалился.
— Умерла! — повторила потрясенная Мандрагоне. — Он убил ее!..
И после некоторого молчания, обернувшись к своему спутнику, проговорила:
— Вот какое дело, Сильва. Я хотела показать тебе этого человека, чтобы, как-нибудь поссорившись с ним на дороге, ты убил его… Но если он сам убил свою жену, то нам нечего хлопотать о нем, потому что, вероятно, он сегодня
Мандрагоне как в воду глядела. Уйдя из Фиезоле, Джиакомо вместо того, чтобы направиться к дому, пошел в другую сторону. И его больше не видели в Мурельо.
Вот что произошло между рыбаком и его женой. Когда, воспользовавшись сном бедной матери, он, следуя совету Мандрагоне, хотел взять ребенка, она проснулась. Тщетно Джиакомо уверял, что он хочет поцеловать своего дорогого малютку, крестьянка, пораженная каким-то мрачным предчувствием, упорно отказывалась хоть на минуту расстаться со своим сокровищем. Время приближалось, его ждали в Фиезоле с двумя тысячами секинов… Кровь бросилась в голову негодяю. Ничего не добившись лаской, он пошел на насилие.
— Это такой же мой ребенок, как и твой! Я требую его себе!
— Для чего? Чтобы убить его?
— Да нет же!.. Он будет очень счастлив… счастливее, чем у нас. Мне поклялись.
— Счастливее, чем у нас? Где, с кем?..
— Я тебе расскажу позже. Отдай мне его!..
— Никогда!.. Джиакомо, из милости, из жалости… оставь мне моего ребенка. Мы уйдем с ним, если ты боишься, что тебе дорого будет стоить прокормить нас!.. Помогите!.. Помогите!.. Боже мой, у меня похищают сына!.. О! Отец похищает сына у матери… Подлец!.. Нет, нет!.. Лучше убей меня!
И он убил ее.
Во время борьбы огонь, освещавший хижину, упал и рассыпался по полу. На помощь убийству подоспел пожар. Оставив горящую хижину и в ней труп несчастной женщины, Джиакомо с ребенком убежал.
Остальное известно.
На другой день Бианка Капелло написала Франческо Медичи:
«Монсеньор!
Бог услышал нас: у нас сын. Назначьте имя, которое он будет носить».
Франческо дал своему подложному и прелюбодейному сыну имя Антонио Медичи и купил для него в Неаполитанском королевстве маркизство, которое давало в год дохода не менее ста тысяч экю.
Богатый и благородный с колыбели, сын рыбака мог похвастаться, что родился увенчанный…
И как будто само небо хотело оказать свое покровительство дурному поступку и преступлению Бианки Капелло: на другой год после того, как она подарила сына своему любовнику, Анна Австрийская умерла, родив четвертую дочь.
Через пять месяцев — 20 сентября 1579 года — Бианка Капелло сделалась великой герцогиней…
Но брак этот произошел не без неприятностей. У Франческо было два брата: Петро Медичи, служивший при испанском дворе, и Фердинанд, живший в Риме, Братья осмелились издалека сделать ему несколько замечаний по поводу его намерения жениться на любовнице, на вдове какого-то Пьетро Буонавентури. Эти замечания мало повлияли на великого герцога, но он предвидел противодействие со стороны Испании, от которой зависела Тоскана, и уведомил о своем браке Филиппа II, позаботившись прибавить к письму сумму в пятьсот тысяч экю.