Файл №225. Пустыня цвета крови (День сенсаций)
Шрифт:
— Я в состоянии.
— Гм…
Действительно, «гм». Стоило Молдеру резво вскинуться, демонстрируя наплевательство к ране в плече, как боль столь же резво бросила его обратно на тахту. Лежи, агент, и не выпендривайся. Отлежись.
— Твое счастье, человек, что она отлично стреляет…
О! Снова заговорил, речистый!
— Или несчастье… — горьковатая получилась у Молдера ирония.
— Сантиметром ниже — и ты бы вообще никогда не поднялся, человек.
—
— Кто знает, человек, кто знает… Может быть, мои молитвы еще пригодятся тебе.
— Ну так помолись, Алберт, чтобы я был в состоянии…
— Завтра.
— Почему не сегодня?
— Сегодня помолюсь. А завтра ты будешь в состоянии, человек.
— И на том спасибо.
— Пожалуйста, человек.
Абсолютно непробиваем Алберт Хостин. Стрелы сарказма, стрелы иронии отскакивают от него, как от броневого.
— Ну-ну… А ты, Скалли? Ты в состоянии? Сегодня? Завтра?
— Увы, Молдер, тебе придется действовать одному. Я не явилась к Скиннеру для доклада ни позавчера, ни вчера, ни сегодня. Получается, что и завтра не получится. Только послезавтра. Понятия не имею, чем это обернется, но ничем хорошим. Надо ли усугублять?
— Ты осознаешь, что сильно рискуешь?
— Риск — благородное дело, Фокс.
— Но не всегда благодарное, Дэйна.
— Я больше рисковала, когда стреляла в тебя.
— Благородная ты моя! Благодарю тебя! Благодарю, что так позаботилась обо мне.
— Ладно, сочтемся славой… Да! Молдер… Вот еще что… Мое имя тоже есть в этих икс-файлах. Оно появляется в последних записях.
— В каком контексте?
— Непонятно. До конца не ясно. Нужна доскональная расшифровка. Но каким-то боком это имеет отношение к вакцинации, к общему медицинскому обследованию. Не знаю…
— А я знаю?
— Узнай. Я хочу, чтобы ты это выяснил, Молдер. Мне это нужно.
— Узнаю. Надеюсь, уже завтра. Завтра, завтра — не сегодня. Так говорят не всегда только лентяи, но и деятельные люди, которые просто планируют день заранее, с вечера.
…Наступит вечер, пройдет вечер — будет ночь, ночь пройдет — наступит утро, пройдет утро — будет день…
То ли Алберт Хостин и впрямь помолился за человека Молдера, но тот проснулся деятельным и дееспособным. Одним словом, в состоянии. Вполне в состоянии. Рука на перевязи, но уже не сильно беспокоит. Болит, но не зверски. Побаливает.
Двинулись, Алберт?
Двинулись.
— Садись в машину, человек. Я поведу.
— Ты умеешь водить машину, Алберт?
— О, человек! У меня еще масса скрытых достоинств.
— Извини, Алберт. Нет, правда, извини. Я… был не прав.
— Первый раз слышу от бледнолицего, что он не прав. Но если желаешь, человек, можешь сам сесть за руль.
— У меня же… рука…
— Значит, все-таки я поведу. Как думаешь, человек, умею я водить машину?
— Я же извинился, Алберт.
— Тогда поехали.
— Поехали!
Он, Молдер, сказал «Поехали!» и махнул рукой. Между прочим, от избытка энтузиазма — раненой рукой. Ой, 6-6… больно!
— А куда мы едем, Алберт?
— Домой.
— Домой?
— В мой дом. Там — мой внук. У него мотоцикл. Туда, куда тебе надо, человек, на машине не проехать. Слишком крутой подъем, слишком узкая тропа. Можно пешком, но идти два дня. Пустыня не пропустит. Силы кончатся через сутки. Только на мотоцикле. Ты умеешь управлять мотоциклом? Или доверишься моему внуку? Он умеет управлять мотоциклом.
— А-алберт… — и это уже не укоризна, это нижайшая просьба.
— А что я сказал, человек?!
— Нет, ничего-ничего… А скажи, Алберт, ты в самом деле ждал меня? Ты в самом деле знал, что здесь появлюсь именно я?
— Понимаешь, человек… Все сущее в пустыне может храниться веками, сокрытое от глаз и умов. Но, когда наступает час истины, сокрытое прокапывается сквозь пески обмана и являет миру свое сущее. Чтобы люди узнали. Даже если ради этого содрогнется земля.
— Но почему я? Почему именно я?
— Ты готов принять истину, не так ли? Пожертвовать собой ради истины.
— Что есть истина, Алберт?
— Здесь обитало племя индейцев более шестисот лет назад. Называлось оно — анасази.
— Гм, анасази?
— Что значит — древние-чужие.
— Ты не из их ли числа?
— Нет. Они — древние. И — чужие. А я — дене.
— Разве не навахо?
— Или навахо. А племя анасази сгинуло бесследно. Просто исчезло.
— Ничто не исчезает бесследно, Алберт.
— Да, человек. Но так гласит официальная версия, так говорят историки… Потому что они не желают жертвовать собой ради истины.
— Что есть истина, Алберт?
— Ты сам сказал: ничто не исчезает бесследно. Ты сказал.
— Их… похитили?
— Да.
— Кто?
— Пришельцы?
— Ты сказал, человек.
— Зови меня — Фокс, Алберт.
— Ты сказал, Фокс.
— И они больше не возвращались?