Файлы Сергея Островски
Шрифт:
Последняя строчка диссонировала со школой Малого театра, вопрос был задан обычным, разговорным тоном. Удачная находка — у Сергея аж мурашки побежали по предплечьям, и вовсе не от холода. Но дальше все пошло как положено,
Чей-то смешок, клекотание вина, льющегося из бутылки. Сергей взглянул на таймер — времени в записи оставалось только-только дочитать стихотворение. Ладно, с этим все ясно, не до Пушкина сейчас. Надо еще посмотреть другой ролик — тот, который ему сбросила мама, датированный вчерашним вечером.
Посиделки вчера снимали любительской флай-камерой. Она, как понял Сергей, реяла над праздничным столом и в шесть объективов делала круговую панораму. При просмотре эту панораму можно было поворачивать стрелочками и видеть любое лицо в любой момент.
— Дорогие мои, спасибо вам всем. — Дядя Паша с высоким бокалом в руке, — раскраснелся, седые кудри вздыблены; поверх серого свитера повязан модный галстук, обозначая торжественность момента. — Спасибо, что навестили. Когда мой двор уединенный, печальным снегом занесенный… Ладно. Нинка! Наконец-то я тебя заполучил. Приезжай почаще, оставайся подольше…
Сергей нажал паузу и закрутил панораму, отыскивая Нину Георгиевну, но тут же отвлекся.
Этажом ниже разговаривали. Возле печной трубы, там, где она выходила из пола, было слышнее. Сергей узнал голос Марины — пронзительный, с характерными повышениями тона. Долгие паузы подсказывали, что она говорит по вифону.
Не к чести Сергея, он не колебался вообще. Бросился на колени, выдернул из своего вифона «длинное ухо» и положил на пол. Штучка была полицейская и в принципе запрещенная к использованию в частной жизни. Умный гаджет присосался к дереву, запустил щупальце между досками, и в наушник пошел звук.
— …Не могли бы подождать? Мы обещаем… Послушай, у меня изменились обстоятельства. Муж моей мамы пропал, уже завели дело… Понимаешь, если его нет в живых, а на это очень похоже, мама его наследница… Да. Да. Сразу же, как смогу… Ну это уже ваше дело, насколько вы заинтересованы!…Спасибо. И вам.
Марина коротко выругалась и замолчала. Сергей поднялся и, стараясь ступать на всю ногу, чтобы не скрипнули доски, пошел к лестнице.
На втором этаже никого не было, или же все молча сидели по комнатам. Гостиная внизу тоже опустела: в печи потрескивали дрова, за окном кружились снежинки, но тучи редели, и небо наливалось светом. Сергей прошел в столовую, она же кухня. Что тут проверял компьютерщик? Все как у людей: массивный обеденный стол с лакированными ножками-бутылочками, хозяйственный стол с бытовой техникой, на стене над ним висят разделочные доски и прочие поварешки, на потолке вентиляционные трубы, в углах всякие полезные вещи вроде противопожарного
Он постарался припомнить, как звучали шаги, перед тем как следователь, эксперт и Эд с Натальей Владимировной вошли в гостиную. Припомнил и повернул налево. Там оказалась лесенка, ведущая вниз, и незапертая дверь.
В подвале было светлее, чем наверху, — светился весь потолок. Сергей уже не удивился, увидев стеллажи с компьютерным железом. Какой к чертям «смартхоум», тут небольшой аналитический центр… За стеллажами бубнили о каких-то протоколах, о том, что какое-то время совпадает или не совпадает… Обойдя стеллажи, Сергей увидел двоих за терминалом: Эд обернулся к нему с непонятной отчаянной надеждой, а усатый эксперт сказал «здравствуйте», причем Сергею явственно послышалось «зачем приперся?»
— Прошу прощения, тут где-то должен быть чулан. Мне сказали взять одеяло, в мансарде холодно.
— Тут барышня уже искала чулан, — неприветливо сообщил эксперт. — Это точно не здесь, посмотрите наверху.
— Барышня?
— Вы нам мешаете, до свидания.
Не слишком любезно, но заслуженно, сам бы в процессе работы ответил постороннему примерно так. Согласно нормам московского этикета, Марину можно было назвать барышней. Маму с тетей — уже нет, и конечно, не Нину Георгиевну, а Марину вполне…
Нина Георгиевна, легка на помине, оказалась на кухне — наливала себе чай из заварочного чайника. Рядом стояло блюдечко с яблочными чипсами, диетический перекус разумной женщины. Значит, подробный осмотр ретранслятора придется отложить. А с другой стороны, есть вещи и поважнее.
— Нина Георгиевна, вы как себя чувствуете?
Она взглянула на него слегка удивленно — в точности так смотрел дядюшка поверх своих узеньких очков.
— Спасибо, Сережа, я в порядке. Конечно, в расстроенных чувствах, но не как Лялечка. Должен же кто-то сохранять присутствие духа.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Чем тут поможешь, — грубовато ответила старая дама, но улыбнулась. Сергей тут же налил и себе чаю, включил тостер и присел напротив. — Если бы люди вели себя как следует… но этого мы с вами обеспечить не можем, верно?
— Вы про дядю Пашу?
— И про него тоже. Сереженька, мужчине пятьдесят три года, как можно быть таким дураком, не понимаю. Не все люди хорошие, не всем можно верить, это раз. И надо уметь ценить то, что дает тебе жизнь, это два. Собственный дом, любящая жена, прекрасная дочка. Что имеем, не храним, потерявши плачем.
Она покачала головой так сурово, будто это Сергей голышом убежал от любящей жены. Была ли семья у самой Нины Георгиевны? Кажется, нет, ни семьи, ни детей, свободная женщина лет шестидесяти, университетский профессор в отставке. И собственного коттеджа, наверное, нет.
— Я все время думаю про Алю, — признался он. — Она так испугалась.
— Вот и я не понимаю, как можно было не пожалеть девочку, — при этих словах Нина Георгиевна оглянулась через плечо, и Сергей ощутил знакомый импульс, будто внутренние часы высветили напоминалку. Свидетелю есть что сказать, и он скажет, если правильно спросить.