Фазы гравитации
Шрифт:
– Перед самым запуском.
– Смутно припоминаю.
– Армстронг тогда взбесил меня до крайности.
– Да, и почему?
– Журналист, ныне покойный, как бишь его… Фрэнк Макги спросил что-то про сны, и Армстронг сказал, что с детства его преследует один и тот же.
– Ну и?
– Во сне Нил, задержав дыхание, мог воспарить над землей. Помнишь такое?
– Нет.
– Короче, суть в том, что он задерживал дыхание и парил, не летел, а зависал в воздухе.
Бедекер допил кофе и отправил пластиковый стаканчик в мусорный
– И что тебя так взбесило?
Дейв обернулся, непроницаемые солнечные очки скрывали взгляд.
– Это мой сон.
«Хьюи» наклонился и стал снижаться. Вскоре до земли оставалось каких-то три сотни футов – куда меньше, чем разрешается по регламенту. Внизу мелькали заросли полыни и карликовые сосны, добавляя ощущения скорости. На отшибе стоял ветхий домик с ржавой жестяной крышей и покосившимся сараем. Единственной дорогой служили две проторенные борозды, тянущиеся от крыльца до самого горизонта. Рядом с развалюхой красовалась новенькая спутниковая «тарелка».
Бедекер снова включил внутреннюю связь. На его сиденье нужной кнопки не было, приходилось каждый раз тянуться к ручке управления.
– Том Гэвин рассказывал, ты приболел прошлой осенью.
Покосившись влево, Дейв снова уставился на землю, проносившуюся со скоростью ста миль в час. Потом кивнул.
– Было дело. Сперва грешил на простуду – температура, гланды воспалились, все как положено. Но врач из Вашингтона поставил лимфому Ходжкина. Я раньше и не знал, что такая болячка есть.
– Это серьезно?
– Всего четыре стадии. Первая – пьешь аспирин и шлешь по почте сорок баксов. Четвертая – уже ГБТ.
Расшифровку можно было не спрашивать. За долгие часы тренировок Бедекер слыхал эту аббревиатуру от Дейва множество раз, когда на тренажере отрабатывалась очередная аварийная ситуация. ГБТ означало «готовьте белые тапочки».
– У меня была третья, – продолжал Дейв. – Благо вовремя распознали. Выписали таблетки, назначили пару сеансов химиотерапии. Как рукой сняло. Сейчас все просто замечательно, даже прошел летную медкомиссию три недели назад. – Он криво усмехнулся и кивнул на едва заметный городок к северу. – Вот и Кондон. Следующая остановка – Лоунрок. Место будущего Западного Белого дома.
Повернув вдоль проселочной дороги, они снизились до пятидесяти футов. Машин не было. По левую сторону торчали покосившиеся телеграфные столбы, поставленные бог знает когда. Ни деревца вокруг, одни изгороди из колючей проволоки, натянутой меж старых паровых котлов или водонагревателей.
«Хьюи» миновал край каньона. Секунду назад вертолет висел над самой дорогой и вдруг оказался в восьмистах футах над затерянной в глубине долиной, где в тополиных рощах струился ручей, поля колосились озимыми и густой травой. В центре долины лежал город-призрак. Сквозь голые ветви и осеннюю листву виднелись кровли домов, мелькнула церковная колокольня. Выше на восточной стороне расположилось старое здание школы. Время близилось к пяти,
Дейв круто развернулся, лопасти вертолета встали чуть ли не перпендикулярно земле. Потом медленно пролетел по главной улице, состоящей из пяти заброшенных домов и ржавой бензоколонки, затем взял влево и покружил над белой церковью, шпиль которой казался совсем крохотным на фоне гигантского зазубренного утеса.
– Добро пожаловать в Лоунрок! – раздалось у Бедекера в наушниках.
В дом Дианы и Дейва в Салеме Бедекер возвращается под конец поминок. С неба сыплется легкая морось, не чета снегопаду на Сент-Хеленс.
У дверей встречает Такер Уилсон. Последний раз они виделись два года назад, на трагическом запуске «Челленджера». Летчик ВВС и член резервного экипажа «Аполлона», он в итоге возглавил программу орбитальной станции «Скайлэб» за год до увольнения Бедекера из НАСА. Такер – коротышка с телом борца, румяным лицом и обширной лысиной, за исключением жидких венчиков на висках. В отличие от многих пилотов, говорящих с южным или нейтральным акцентом, он аккуратно произносит гласные, в лучших традициях Новой Англии.
– Ди наверху вместе с Кэти и своей сестрой. Пойдем, выпьем у Дейва в конуре.
Комната с книжными стеллажами, кожаной мебелью и старым бюро больше похожа на кабинет, чем на конуру. Бедекер опускается в глубокое кресло и смотрит по сторонам, пока Такер наливает скотч. На полках вперемешку стоят дорогие букинистические издания, книги в твердых и мягких обложках, журналы. На стене у окна десяток фотографий. На одной Бедекер узнает себя рядом с Томом Гэвином и ухмыляющимся Дейвом, которому протягивает руку президент Никсон.
– Воды, льда? – спрашивает Такер.
– Не надо, так наливай.
Такер вручает ему бокал и усаживается в старомодное вращающееся кресло у стола. Явно чувствуя себя не в своей тарелке, берет машинописный листок со столешницы, кладет обратно и делает добрый глоток скотча.
– Полет прошел нормально? – интересуется Бедекер. Такер летел в составе траурной эскадрильи над кладбищем.
– В целом да, но еще немного, и накрылось бы медным тазом. Большая облачность.
Бедекер понимающе кивает и пробует скотч.
– Ходят слухи, ты опять полетишь, когда возобновят программу шаттлов?
– Если все наладится, уже в следующем ноябре. Повезем военный груз, поэтому никаких конференций, громких заявлений и прочей чепухи.
Бедекер снова кивает. В бокале плещется «Гленливет», любимая марка Дейва.
– Как по-твоему, Такер, эта новая штука надежная?
Тот неопределенно пожимает плечами.
– Два с половиной года затишья. Больше времени исправить ошибки, чем после пожара на «Аполлоне-1», когда погибли Гас, Уайт и Чаффи. Разумеется, твердотопливные двигатели доверили «Мортон-Тиокол» – тем же самым, что давали гарантию на уплотнительные кольца «Челленджера».