Федина любовь
Шрифт:
Я не видел Мадину несколько лет и, когда наконец увидел, едва ее узнал. Из застенчивой девушки Востока она превратилась в уверенную в себе молодую женщину, общительную и остроумную. Волосы отрезала, встала на каблуки, черное одеянье сменила на брючный костюм цвета африканского фламинго и выглядела очень современно. Я ни за что бы ее не узнал, если бы мне не сказали заранее, что Федя будет с женой. Правда, в ней появилась какая-то основательность, тяжеловесность. Присущее ей обаяние совсем исчезло. Черты лица как будто огрубели, и взгляд теперь был увесистый, прямой, как будто каждого из нас она в чем-то подозревала. А та улыбка… ее не стало. Улыбалась она теперь вежливо, как все. Смотрела на нас с радушием, но в глазах ее читался холодок и некоторая отстраненность, как будто она говорила нам – никому из вас я больше не верю. Я невольно поймал себя на мысли о том, что о Фединых похождениях ей хорошо известно и что, должно быть, нас, его друзей, она всех до одного считает его сообщниками и ненавидит всей душой. Однако она
– Женщины это обожают, так зачем я буду им мешать? – снисходительно говорил он, закуривая сигару где-нибудь на средиземноморских пляжах.
Говорили, Мадина и правда не могла надышаться на дочку, с рук ее не спускала и баловала так, как нельзя было баловать сыновей. Я как-то видел их девочку – настоящая куколка, розовощекая и жизнерадостная. Это было на праздновании дня рождения нашего общего друга. Где-то в середине вечера у ресторана, где мы сидели, остановился Гелендваген. Я как раз вышел в холл, отвечая на телефонный звонок, и видел, как водитель привычным движением взял на руки девочку, одетую во все розовое, и понес ее в ресторан. Навстречу им в холл выбежала Мадина. Нужно было видеть, с какой нежностью она опустилась на колени перед дочерью, вглядываясь в ее личико и расспрашивая о чем-то. Девчушке тогда было года два, и она вовсю уже болтала – бойко, смешливо, приводя в восторг всех, кто ее слышал. Водитель, тот самый Айса, стоял рядом. Мадина обращалась то к девочке, то к нему, вместе они что-то обсуждали, и по их разговору я понял, что он привез ей дочку, чтобы она могла увидеться с ней до того, как ее уложат спать. В эту минуту девчушка что-то произнесла, состроив смешную гримасу, отчего оба взрослых издали возглас удивления, а потом все трое рассмеялись. Вот тут-то я и увидел прежнюю улыбку Мадины. С этой улыбкой она прижала к себе дочь, и с этой улыбкой, все еще стоя на коленях, посмотрела снизу вверх на Айсу, которому, по всей видимости, вверяла самое дорогое, что у нее есть.
Казалось, у них с Федей все шло, как прежде, и тем неожиданнее оказался потрясший семью скандал и решение Феди обнародовать свое новое увлечение. Пожалуй, никто не удивился бы, если бы топнула ногой Мадина. А тут Федя, папенькин сынок, палец о палец не ударивший ради благополучия семьи, раскапризничался и захотел, видите ли, новую игрушку. Семья высказалась однозначно: видя, что попытки урезонить Федю на этот раз ни к чему не привели, вся родня в лице Магомеда Магомедовича встала на сторону невестки. Все знали, как Магомед Магомедович любит внуков. Он скорее согласится распрощаться с сыном, чем позволит случиться чему-то, что хоть как-то ухудшит жизнь подрастающих отпрысков. Его слово – закон, а потому все в доме, от мала до велика, выступили единым фронтом. Федя остался один на один со всем внушительным семейством. Единственный, чье мнение никому до сих пор не было известно, это Мадина. Никто не знал, что думает она, на что надеется. Даже Федя. Он и раньше не слишком беспокоился об этом, а сейчас, окрыленный новой страстью, он весь отдался чувствам и думать ни о чем не мог. Наверно, он наделся, что все как-нибудь утрясется. Что отец все устроит. Что Мадина пообижается на него, как положено, и примет все как есть. Но она словно бы и не обижалась. Во всяком случае, не показывала виду. Посещала мероприятия под руку с мужем и стойко держала лицо. За ее спиной шептались, а она и бровью не вела. Как будто ее это не касалось. «Кавказский характер», – говорили о ней и неодобрительно качали головой. Пора бы уж показать кузькину мать этому подлецу! Пора бы поставить его на место! А Мадина такая сдержанная, такая покорная – как будто все еще живет в горах. И все еще боится мужа.
– Ты почему не на Сардинии? – спросил я, как только Федя появился в ресторане и мы обнялись. Как я и думал, он пришел один, и по лицу его было ясно, что что-то стряслось.
– Да ну, – он махнул рукой, – мне вообще не до Сардинии. Все намного хуже.
Он хотел встретиться
– Мадина, – сказал он.
Что ж, этого можно было ожидать. Наверно, она наконец высказалась. Не хочет развода?
– Пффф… Если бы!
Федя мученически ухмыльнулся и выдавил:
– Не поверишь. Замуж собралась.
Вот это да. Неожиданно.
– Это еще полбеды. Знаешь, за кого?
Он нервно повернулся, чтобы достать из куртки сигареты, и, не заметив официанта за спиной, сшиб локтем поднос. Грохнула об пол посуда. Вокруг нас засуетились, и в этом шуме Федя проорал мне через стол:
– За Айсу! Ты представляешь? Да, да! За него! За моего слугу! Вот у меня такое же лицо было, когда она мне это сказала!
Оказывается, накануне его отъезда к нему подошла Мадина, со словами «нужна твоя подпись» увела его в кабинет и сунула по нос ошарашенному Феде бумаги на развод. Тут выяснилось, что ей все давно известно – и о его новой пассии, и об их планах.
– Хочешь жениться на ней, женись. Но сначала подпиши.
– Но зачем, – не понимал Федя, – зачем нам сейчас разводиться?
У него и самого, конечно, появлялись мысли о разводе, но он еще не обдумывал это всерьез и совсем не ожидал, что первой произнесет это слово Мадина.
– Я тоже замуж выхожу!
– Чего… Ты шутишь?
Но она не шутила. И его насмешливый тон ее задел. Он что же думает, что она не может устроить свою жизнь без него? Что ею не может заинтересоваться другой мужчина? Так вот, пусть знает – ей сделал предложение Айса, и она приняла его.
Федя ушам своим не верил. Айса? Слуга без роду без племени, кое-как прибившийся к их семье? Айса, который в руках не держал ничего кроме четок? Который, кроме Корана, ни одной книги за всю жизнь не прочел? Который целыми днями ковыряется в своем Гелендвагене, у которого пальцы черные от мотора, которого за один стол с приличными людьми не посадишь? Который по-русски и говорить-то толком не может, а только мычит что-то в ответ со своим ужасным акцентом? Айса, который ничего в жизни не умеет, кроме как исполнять приказы и быть у всех на побегушках? Вот этот Айса смеет делать предложение его жене?!
Мадина стояла на своем. Она все обдумала и все решила. Так будет лучше для всех, и в первую очередь – для детей.
– Дети-то тут причем?! – вскричал Федя.
А вот причем. Мальчишки обожают дядю Айсу и будут только рады проводить больше времени с ним. Федя сможет навещать детей, когда пожелает. И когда найдет для этого время – ведь он так занят своими увлечениями, что ему не до них. А дядя Айса всегда рядом. Всегда поможет, подскажет. Он играет с ними в футбол, катает на лошадях и учит водить автомобиль. Он помогает им с уроками и возит к репетиторам. Он следит, чтобы они не опаздывали в школу и не прогуливали тренировки. Он держит в машине запас домашней еды, чтобы мальчики не объедались чипсами и сладким. Все это делает он, Айса. В отличие от родного отца.
– И давно это у тебя с ним? – спросил Федя, пропустив мимо ушей ее упреки.
Между ними ничего не было, заверила она. Айса сделал ей предложение после того, как пошли разговоры об их разводе.
Значит, этот пес приблудный крутился рядом с его семьей, втерся в доверие, а сам только и ждал подходящего момента, чтобы отнять у него жену.
– Почему ты мне не сказала, что он пристает к тебе?!
– Он не пристает… И мы уже все решили.
– Мы?! Что еще за мы?!
Федя бросился из кабинета, нашел своего слугу там, где обычно, – во дворе около Гелендвагена, где тот ждал распоряжений, – и накинулся на него с кулаками. К счастью, их быстро разняли – Федя давно не бился, а водитель всегда был в форме и только из уважения к хозяину не покалечил его.
В тот же вечер Федя открыл папку с бумагами, которую оставила ему жена. И тут его поджидал еще один сюрприз. Документ был составлен по всей форме, на целых шести листах. Мадина, его тихая послушная женушка, сбегала к юристам, проконсультировалась, все подсчитала, все поделила («Я и понятия не имел, что на мне есть все это имущество!»), вплоть до того, с кем останутся лошади, а с кем собаки. Как обычно в подобных случаях, Федя пошел прямиком к отцу. Он представлял, как расскажет ему о свалившейся на их семью напасти, и в душе испытывал почти что радость оттого, что на сей раз виноватым окажется не он. Наконец-то Магомеда Магомедовича ослушалась его дражайшая невестка. Он так ее любит, так превозносит! Всегда встает на ее защиту! Что ж, пусть теперь узнает правду: она едва не опозорила его на весь свет. Что он там выговаривал Феде про его новую пассию – не смей появляться с этой облезлой кошкой? Посмотрим, что он скажет, когда узнает про Айсу. Какими проклятьями его осыплет. Федя предвкушал, как разгневается отец, прознав обо всех глупостях, что творились у него прямо под носом. И как в два счета наведет порядок – вышвырнет Айсу к чертям собачьим, чтобы ноги его больше не было в их доме, а Мадину, скорее всего, запрет в четырех стенах. Отменит все юга-отпуска и наверняка заберет ее с работы – вот и правильно. Федя с самого начала говорил, что напрасно отец поощряет ее карьеру, но тот, как всегда, решил все по-своему. Выпустил ее на работу, а Феде сказал, что такой женщине, как она, нужно куда-то ходить и для чего-то наряжаться. Так пусть ходит туда, где она будет под присмотром. Вот тебе и под присмотром, ухмыльнулся Федя. Куда же ты смотрел, Магомед Магомедович?