Фёдор Достоевский. Одоление Демонов
Шрифт:
Простодушный рассказ Анны Григорьевны о моменте пересечения семейством Достоевских российской границы подтверждал, что и для простых житейских целей жертва была ненапрасной.
«Как мы предполагали, так и случилось: на границе у нас перерыли все чемоданы и мешки, а бумаги и пачку книг отложили в сторону. Всех уже выпустили из ревизионного зала, а мы трое оставались, да еще кучка чиновников, столпившихся около стола и разглядывавших отобранные книги и тонкую пачку рукописи. Мы стали беспокоиться, не пришлось бы нам опоздать к отходящему в Петербург поезду, как наша Любочка выручила нас из беды, — бедняжка успела проголодаться и принялась так голосисто кричать: «Мама, дай булочки», что чиновникам скоро надоели ее крики и они решили нас отпустить
37
А.Г. Достоевская. Воспоминания. С. 220
Интересно, правда, что уж такого страшного могли причинить бдительные чиновники рукописи, которая публиковалась в столичном «толстом» журнале проправительственного толка.
Очень скоро стало понятно, что искупительная жертва — каким бы богам или демонам она ни предназначалась — была им угодна: высшие силы, или силы судьбы, смогли оценить ее по достоинству.
В те самые дни начала июля 1871 года, когда в Дрездене романист Достоевский, готовясь к отъезду в Россию, решался уничтожить оригинальную версию романа, в центре которого было знаменитое московское убийство, в Петербурге, в Судебной палате, начиналось слушание первого гласного политического процесса восьмидесяти четырех сподвижников убийцы, С. Г. Нечаева, — при отсутствии его самого, бежавшего сразу после преступления, в ноябре 1869 года, за границу.
К тому моменту, когда Достоевский прибыл в Петербург (8 июля), процесс продолжался уже ровно неделю. И так случилось, что на второй день по приезде, едва только Достоевские переселились из гостиницы в меблированные комнаты и зажили оседлой жизнью, вышел в свет «Правительственный вестник», где был опубликован нечаевский «Катехизис революционера».
Такой сюрприз судьбы Достоевский мог расценить еще и как особый знак: вместо сочиненного, придуманного вне России, азартного, горячего памфлета, написанного, очевидно, «с плетью в руке» и сожженного в Дрездене, он получал документ, опубликованный в России, в русском правительственном издании и перепечатываемый всеми отечественными газетами.
Достоевский убеждался, что был прав, стремясь во что бы то ни стало вернуться в Россию: чтобы написать «Бесы» — роман о «самом важном современном вопросе», нужно было не только родиться в России, нужно было в России жить.
Дело «об обнаруженном в различных местах империи заговоре, направленном к ниспровержению установленного в государстве правительства», слушаемое в особом присутствии петербургской Судебной палаты, дало замыслу Достоевского дополнительный свет: да, действительно, может быть, «эти жалкие уродства» и не стоили литературы, но они, во всяком случае, стоили судебного процесса и официального документа.
В те дни, когда стенографические отчеты процесса, проходившего при открытых дверях, ежедневно публиковались («Московские ведомости», «С. — Петербургские ведомости», «Биржевые ведомости», а также раздел «Судебные известия» в «Правительственном вестнике»), когда событие это повсеместно обсуждалось и перетолковывалось, Достоевскому, по — видимому, трудно было и вообразить, что он по — прежнему мог оставаться вне России. Он должен был почувствовать, что приехал в Россию вовремя: в июльские дни 1871 года у него была физическая возможность увидеть в судебном заседании многих прототипов своих романных персонажей. И если бы он только смог присутствовать хотя бы на одном заседании, он бы присмотрелся поближе к «жалким уродствам» — соучастникам нечаевского преступления.
Но — по всей вероятности — Достоевский на процессе не был.
По приезде в Петербург жизнь была расписана по часам и минутам. «В Петербурге бросились искать квартиры… Потом толпой посетили нас родные и знакомые — выспаться было некогда, и вдруг с 15–го
15 июля 1871 года Судебная палата вынесла приговор по делу нечаевцев — соисполнители убийства были присуждены к каторжным работам на разные сроки. 18 июля — этим числом датировалось письмо к племяннице Сонечке с сообщением о приезде в Петербург и рождении сына — Достоевский приступил к продолжению «Бесов».
Последняя перед возвращением в Россию черновая запись, с датой 13 мая 1871 года, имела авторский заголовок: «У ВИРГИНСКОГО. Принципы Нечаева» — и прямо касалась программы нечаевской «Народной расправы» — ее революционного пафоса, идеологии и организационной структуры.
Разумеется, к тому времени Достоевский знал о Нечаеве, его организации и криминальной стороне московского убийства достаточно много. Об источниках информации автор «Бесов», высылая в редакцию «Русского вестника» начало романа, высказался с полной определенностью: «Спешу оговориться: ни Нечаева, ни Иванова, ни обстоятельств того убийства я не знал и совсем не знаю, кроме как из газет». Знаменательно, что Достоевский добавил: «Да если б и знал, то не стал бы копировать».
Но он действительно не знал, кроме как из газет, пропагандистских документов женевской эмиграции. Ни в 1869 году, ни позже он, скорее всего, не читал и не видел изданных в Женеве прокламаций, а также обоих номеров «Народной расправы». Из «Московских ведомостей», регулярно знакомивших читателей с подробностями нечаевского дела, мог узнать Достоевский и о самой подпольной организации, и о ее эмблеме в виде топора, и о личности руководителя.
Можно предположить, что после многократного обращения к нечаевской истории через посредников (русские [38] , а также немецкие газеты 1869–1871 годов) автор «Бесов» летом 1871 года впервые столкнулся с первоисточниками — в виде материалов процесса. Впервые Достоевский смог прочесть «Катехизис революционера» полностью, а не в цитатном изложении «Голоса» или «Московских ведомостей», возмущавшихся бежавшим в Швейцарию Нечаевым.
С осмысления первоисточника — документа и его художественной интерпретации и начал Достоевский работу над «Бесами» уже в России. Скорее всего, он, не датируя, продолжил майскую программу «У ВИРГИНСКОГО. Принципы Нечаева», озаглавив ее как бы второй раздел по аналогии: «О ТОМ, ЧЕГО ХОТЕЛ НЕЧАЕВ. От писателя».
38
В письме к Майкову от 25 марта 1870 года Достоевский сообщал: «ежедневно (!) прочитываю три русские газеты до последней строчки и получаю два журнала». Как известно из других источников, за границей Достоевский регулярно читал «Московские ведомости», «Голос», «С. — Петербургские ведомости», а также «Зарю» и «Русский вестник».
Принято считать, что обе программы — датированная майская и (предположительно) июльская — мало чем отличаются друг от друга. Между тем ко времени, которым гипотетически мог датироваться черновой проект с названием «О ТОМ, ЧЕГО ХОТЕЛ НЕЧАЕВ», Достоевский уже работал над «Бесами» полтора года: первая часть и две главы второй части были опубликованы, продумано продолжение и окончание романа, а также получены первые отзывы — анонимные из петербургских газет, дружеские — от Страхова, Майкова, профессора русской словесности П. А. Висковатова. Казалось бы, рисунок взаимоотношений центральных персонажей романа, соперничавших в первом (забракованном) варианте «Бесов», уже давно должен был быть прочерчен.