Федор Волков
Шрифт:
Если народные массы уже требовали театральных зрелищ, то класс русских феодалов-крепостников XVIII века, организованный в сильное государство, очень боялся всякого стечения «солдатских детей» в одном месте, объединения их общей эмоцией, общим чувством, кроме страха перед палкой. Класс крепостников-дворян находился в золотой поре своего расцвета; медленно, но настойчиво налаживал он торговлю и промышленность, подготовлял на доходы от вина учреждение государственного банка для дворянства (1753) и затем для купечества (1754).
Дворянство требовало для себя непрерывно возраставших привилегий, оно беззаботно наслаждалось жизнью по примеру своей императрицы Елизаветы Петровны.
Со своей трехсоттысячной армией
Уклад этой беспорядочной и нарядной, распутной и беззаботной, невежественной, но внешне-лощеной дворянской жизни, питаемой каторжным трудом крепостных рабов, очень хорошо выразил в архитектуре той эпохи «обер-архитектор» Елизаветы граф Растрелли. В причудливых извилистых линиях и вычурных объемах его архитектурных композиций прекрасно отразились пресыщенность и надуманность вкусов «веселой царицы» и ее невежественного, но пышного двора.
Первое место среди увеселений Елизаветы Петровны попрежнему занимали маскарады. «Веселая царица» иногда по целым месяцам не принимала своих министров, со служебными докладами, отмечает историк Костомаров, зато каждый вторник с превеликой исправностью устраивался придворный маскарад.
Кроме маскарадов, Елизавета очень увлекалась театром, хотя любила прежде всего его внешне-показную сторону. Интересные детали запечатлели здесь камер-фурьерские журналы. Посетив одно из придворных театральных представлений, Елизавета обратила внимание на то, что в театре полностью отсутствовали все ее статс-дамы. Тогда она велела послать к отсутствующим своих ездовых конюхов с напоминанием: не забыли ли они, что сегодня должна состояться «комедия»?
В середине царствования Елизаветы ее министр Бестужев, которого царица не принимала уже несколько месяцев, был удивлен срочным вызовом во дворец. Что случилось? Сама не своя, огорченная царица сообщает встревоженному министру о пожаре оперного дома и велит немедленно приступить к постройке нового оперного здания у Аничкова дворца. Живописцев и квалифицированных рабочих для этой стройки Елизавета велит брать со всех без исключения казенных и частных строительств, направляя их в распоряжение архитектора Валлериани. Елизавету живо интересуют и плафоны, и эстрада, и даже отдушины сооружаемого театра. Когда в конце 1750 года новый театр был открыт, царица пришла в сильный гнев, заметя заминку при перемене декораций. В начале следующего года она отдает строгий приказ, чтобы выездная прислуга знатных особ не гасила своих факелов о стены оперного дома.
Из театральных зрелищ Елизавета оказывала предпочтение иностранным спектаклям. В 1735 году русский двор познакомился с итальянской оперой и балетом (первые итальянские актеры и музыканты приехали в Россию за четыре года до этого), в 1748 году — с немецкой драмой Аккермана, в 1749 — с французской труппой Сериньи, ставившей западные пьесы, в том числе комедии Мольера. Изредка Елизавета посещала спектакли кадетов Шляхетного корпуса, приглашая их во дворец, чтобы посмотреть русские пьесы.
Преобладающим влиянием в придворной культуре елизаветинского времени было французское — недавние немецкие вкусы Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны резко сменяются французскими увлечениями Елизаветы Петровны и ее двора. В
В этих ночных арестах и избиениях, столь характерных для эпохи дворцовых переворотов (от смерти Петра I до воцарения Екатерины II), находила себе инстинктивный выход та скапливавшаяся годами ненависть к немецким правителям, которая объяснялась очень просто. Верхи русского общества поняли, что лучше распоряжаться судьбой своего государства самим, чем бесконтрольно отдавать ее в руки иноземцев. Эти настроения должны были отразиться и на судьбе театра.
Положение с русскими театральными увеселениями осложнялось. К 50-м годам большинство актеров-кадетов оканчивало корпус, с этим прекратились их спектакли в театре Зимнего дворца, а «грубые позорища» частных русских спектаклей привлекали все большее число демократических зрителей из народа.
Число частных театров, организуемых в разных городах империи всеми этими канцеляристами, копиистами, стряпчими, продолжало к середине века неуклонно возрастать. Нужно было принять какие-то решительные меры, чтобы поставить эти театры разночинной интеллигенции под организованный контроль и на службу государству.
Таким образом, обстоятельства, заставившие Елизавету живо заинтересоваться сообщением о какой-то провинциальной русской труппе, становятся ясны.
Нужно было срочно познакомиться — конкретно и лично! — с тем, что же представляют собой эти русские театральные спектакли, вспыхивавшие в самых разнообразных местах России, попытаться, если это возможно, приспособить их для обслуживания двора, а затем — конечно, под контролем, — и для обслуживания населения столицы. Если в Ярославле, по сообщению генерал-прокурора, русская труппа работает уже год — тем лучше: можно начать с ярославцев.
И Елизавета немедленно отдает распоряжение срочно доставить ярославских комедиантов в «Северную Пальмиру».
ЯРОСЛАВЦЫ УЧАТСЯ ТЕАТРАЛЬНОМУ ДЕЛУ
Нa дальнюю зимнюю дорогу в Петербург каждому из ярославских актеров было выдано от казны… по одному теплому одеялу.
Повидимому, сенатской роты подпоручик Дашков действовал достаточно энергично. В те времена сенатские указы доходили из столицы до волжских городов почти через два месяца. Но уже через месяц после приказа Елизаветы — 3 февраля 1752 года — генерал-прокурор Н. Ю. Трубецкой рапортовал царице о приезде «Федора Волкова с братьями и протчими, всего двенадцать человек».
Имена половины участников первой ярославской труппы известны вполне достоверно. Это Федор и Григорий Волковы, семинарист Иван Нарыков, цирюльник Яков Шуйский, Алексей Попов и Михаил Чулков. Пятью следующими предполагаются регистраторы Иван Иконников и Яков Попов, заводчик Гаврила Волков, Семен Куклин и Демьян Галкин. А двенадцатый? П. И. Сумароков, племянник драматурга, называет несколько фамилий: купеческого сына Скачкова, Михайлова и двух братьев Егоровых.
Двор ждал молодых провинциальных актеров. Их поместили в теперешнем Смольном дворце, предусмотрительно приставив к ним для наблюдения особое лицо «из кофишенских помощников».