Федор Волков

Горин-Горяйнов Борис Анатольевич

— Как вы себя чувствовали, мой друг?

— Как на Лысой горе, Елена Павловна! — смеясь, отвечал Попов. — Потеха! Только вы, пожалуйста, никому не рассказывайте про эти глупости, а то вся деревня засмеет.

Императрица хотя и благоволила к Алеше Попову, но держалась с ним иначе, чем с Ваней Дмитревским, — сдержаннее и осторожнее.

Осенью в кадетском корпусе обнаружились две свободные вакансии. По распоряжению императрицы они были замещены Дмитревским и Алексеем Поповым.

При сложившихся условиях это была мало существенная привилегия, так как общеобразовательные занятия в Головкинском

доме уже наладились и шли полным ходом.

Олсуфьева, принимавшая близкое участие в судьбе комедиантов, считала метод школьного образования ошибочным, в силу их великовозрастности.

— География географией, — говорила она, — но для них главное — бывать на людях, со всем знакомиться из жизни и все примечать, читать побольше дельные книги, которых у нас, кстати, почти не имеется.

Она пожертвовала в Головкинский дом часть книг из своей библиотеки. Настояла на том, чтобы Сумароков ввел курс систематических лекций по общим вопросам. Сама читала комедиантам выдержки из некоторых французских и английских книг, которых не было в русском переводе, переводя их livre ouvert [69] . Упирала наипаче на всестороннее знакомство с имеющейся налицо русской литературой. Советовала всей компанией посещать собрания «Общества любителей российской словесности», одним из основателей которого являлся сам Сумароков.

69

Без подготовки, с листа (франц.).

Со всем этим соглашались и Сумароков, и Волков, и сами ребята. Главным препятствием являлся недостаток времени.

— Все охватить невозможно, — сокрушенно вздыхал Александр Петрович.

— Охватывайте самое важное, — настаивала Елена Павловна.

— Было бы желание, остальное придет само собой, — соглашался Федор Волков.

Любители российской словесности

Сумароков повел своих комедиантов на собрание «Общества любителей российской словесности» при кадетском корпусе. Это было первое собрание после летнего перерыва. Народу набралось необычайно много, хотя назначенный час еще не наступил.

Сумарокову, состоявшему заместителем председателя, было ясно, что в библиотечном зале, где обычно протекали собрания, разместить всех не удастся.

Комедианты пока ожидали в гимнастическом зале, смежном с библиотекой. Здесь же группами расхаживали кадеты корпуса, одетые так же, как и комедианты, только в кафтанах другого цвета. За зеленый цвет кафтана кадеты прозвали комедиантов «дикими». Они и действительно слегка дичились всего.

Председателем общества был Иван Перфильевич Елагин. Обществу покровительствовали главный директор корпуса князь Б. П. Юсупов и фаворит императрицы И. И. Шувалов.

Принадлежать к обществу было модным и считалось признаком хорошего тона.

Сейчас по широким коридорам и прилегающим залам виднелось много военных и статских, гуляющих с разряженными дамами.

Елена Павловна, по обыкновению овладевшая Волковым и водившая его по залам, посмеивалась.

— Я и не подозревала, что наша словесность делает такие успехи.

Даже княгиня Куракина здесь. А ее «словесность» целиком совпадает со словесностью скотного двора. Вон та, раздутая водянкой и припадающая на обе ноги. Надеюсь, она явилась в тех туфлях, которыми хлещет своих горничных по щекам?

Почти все мужчины очень любезно раскланивались с Олсуфьевой. Некоторые дамы подозрительно косились на фрейлину и комедианта, украдкой шептались между собой. Олсуфьева шла с гордо закинутой головой, красивая и невозмутимая. Спросила Волкова:

— Вам, может быть, неловко ходить со мною?

— Помилуйте, Елена Павловна! Вы всегда прямо ошарашите вопросом.

— Я — жалеючи вас. Потому что, если бы вы были одни, вы избежали бы многих ядовитых взглядов. Впрочем, все они адресованы мне. Меня ведь наши дамы не очень-то любят. Особенно те, которые уже потеряли возможность грешить. Ну, а я — известная грешница в их глазах.

Секретари общества Свистунов и Херасков отправились разыскивать заведующего учебной частью корпуса подполковника фон-Загхейма. Необходимо было распорядиться вынести заседание из тесной библиотеки. В гимнастическом зале быстро установили предлинный стол, покрыли его зеленым сукном, обставили стульями. Впереди появились ряды легких мягких банкеток.

Зал начал наполняться посетителями.

Сумароков и оживленный Тредьяковский, обнявшись, прохаживались по залу, любовно улыбаясь друг другу.

— Почему не начинаешь, ангел мой? — приставал Тредьяковский. — Моя душа жаждет струй Кастальских!

— Михаилу Васильевича ждем. Главное слово за ним. А он вечно опаздывает.

— Нет, это ему не присуще. Говорят, будто он даже родиться поторопился.

— Також не к чести ему служит. Мог бы и подождать до лучших времен.

Внезапно раздалось на весь зал:

— Ку-ка-ре-ку!.. Ки-ки-ри-ки!..

Все удивленно обернулись. В дверях стоял невысокий, худой офицер с острым птичьим лицом. Закрыв глаза и закинув назад голову, он старательно кукарекал.

— А! Кочет Суворов прилетел! — обрадовался Сумароков.

— Александр Васильевич, еще! Погромче! — крикнул кто-то из заднего угла.

— Еще — рано. Пока только первые петухи. Придет время — возвещу и вторы, — серьезно заявил Суворов, здороваясь с окружающими.

— Вот кто опоздал родиться, — рассмеялся Тредьяковский. — Ему надлежало родиться на заре человечества. Петухи всегда на заре кричат.

Суворов заметил приятелей. Еще издали закричал:

— Здравия желаю, господа пииты! Како насилуете словесность российскую? Все еще невозбранно и безнаказанно? Пора бы и увенчание достойною злонравия лозою для вас ввести.

— За что такая немилость, Петушок? — смеясь, спросил Сумароков.

— Зачем — немилость? Милость! У тех венчают лаврами, а у оных лозою, понеже лавра и для щей недостача.

Суворов пожал руку Сумарокову:

— Здорово, Перваковский.

Протянул руку Тредьяковскому:

— Здорово, Тредьяковский. А что же не вижу среди вас Втораковского?

— Не Михаилу ли Васильевича подразумеваете? — спросил польщенный Сумароков.

— А кого же, как не его?

— Не спутал ли счет, господин Петух? — слегка обиженно спросил Василий Кириллович.