Федоскины каникулы
Шрифт:
— Не знаю, — пожал плечами Павулин. — Может, вчера где-нибудь. Но кому какое дело! Я разбил — я заплачу.
— Вчера вечером у тебя стоп-сигнал в порядке был, — заметил кто-то из водителей. — Сам видел.
— Сегодня, полчаса назад, вы его в лесу о сухое дерево стукнули! Когда задним ходом в чащу заезжали прятать зерно. Да не верьте им ни в чем, Николай Захарович! Поехали: мы и мешки покажем, и осколки их стоп-сигнала.
— Место точно знаешь? — Председатель пристально посмотрел на Федоса.
— Еще
— В лесу наш пост остался, — кивнул Сергей, — Ленка.
— Щенки! — прохрипел Павулин.
Адам молча пошел к двери.
— Куда, дорогой? Задержись, пожалуйста. Ты ведь еще про рамы ничего не рассказал. Выкладывай свою беду. — И председатель язвительно прищурился и, ломая спички, закурил.
Но Адам словно не слышал. Спокойно, будто сказанное относилось вовсе не к нему, шел к выходу.
И тогда выросла перед ним коренастая фигура Миколы.
Адам остановился, глянул ледяным, немигающим, как у змеи, взглядом на тракториста. И вдруг выхватил из-за голенища сапога финский нож.
Все замерли. Адам бросился на Миколу.
— Люди! Спасите парня! Миколочка!..
Это был жуткий женский крик. Но пошевелиться там никто и не успел. Федос видел, как брат молниеносным, ловким движением перехватил руку с финкой и, с силой вывернув ее, рванул на себя, швырнул Комаровского на пол. Нож отлетел в сторону.
Все повскакали со своих стульев, несколько мужчин бросились к Адаму. Только Федос и Сергей остались на месте. Да еще побледневший Павулин. Но и за его каждым движением следил Микола.
Когда Адама Комаровского связали, Николай Захарович сказал:
— Товарищи! Собрание наше можно считать закрытым. Задачи ясны всем. За работу. А ты, Алексей, и ты, Игнат, садитесь в машину Павулина — и в лес. За зерном. Я тоже поеду. Пионеры, — председатель кивнул Федосу и Сергею, — со мной в «газик».
— А с этими что делать, елки-палки? — спросил бухгалтер, указывая на задержанных.
— Судить будем. Пока пусть здесь отдохнут. Спешить им некуда. А чтобы не скучали, оставим с ними Миколу Каляду и еще кое-кого из дружинников.
Час спустя машина с зерном стояла у крыльца колхозной конторы.
Ребята возвращались домой возбужденные. Лена всхлипывала.
— Да брось ты, Ленка, не плачь. Противно! — сердился Сергей. — Чего плакать теперь? Их ведь поймали!
— Я… я так, — оправдывалась Лена. А сама продолжала плакать. Плечи ее вздрагивали.
И Сергею, и Федосу было очень жалко Лену. Но обнять худенькие вздрагивающие плечи, чтобы ее успокоить, ни тот, ни другой не отважились.
До свидания, друзья!
Мама Федоса приехала не в субботу утром, а в тот же день — в пятницу. Мамы ведь вообще любят забирать детей или отрывать их от любимых дел раньше времени. Такой уж у них характер.
Откровенно говоря, Федос был очень рад приезду матери. Очень рад. Однако… лучше было бы, если бы приехала она на день или два позже.
Она без конца спрашивала, не болел ли он, не кашлял ли, не ныло ли у него в груди, не кололо ли в животе.
Федос краснел:
— Мама, я совсем здоров. Ну, совсем-совсем!
Мать смотрела на загоревшего и заметно окрепшего сына и без конца повторяла:
— Неужели это мой сын? Не понимаю…
— Я тоже не понимаю, — шутил Федос. — Знаешь что, мама, давай об этом у Миколы спросим.
— Мое дело сторона. — Микола равнодушно зевнул. — Пусть документы покажет.
— Ах вы, остряки! Над женщиной смеетесь. Марш по местам! — улыбаясь, сказала тетя Настя.
После ужина в доме лесника долго еще горел свет. Мама Федоса с широко раскрытыми глазами слушала рассказы родственников о приключениях ее сына. И время от времени всплескивала руками:
— Боже мой! Боже мой! Неужели все это он, мой Федос! — и незаметно смахивала слезу.
На следующее утро, когда Федос босиком, в одних трусах вместе с Миколой выскочил во двор на зарядку, мама пришла в ужас.
— Сыночек, что ты делаешь, ты ведь заболеешь! Вернись сейчас же!
— Не заболею, ма, не бойся. А домой вернемся, я и тебя зарядку делать научу.
Мама никак не могла поверить своим глазам, увидев, что Федос двумя руками выжимает Миколину гантель и что моется холодной колодезной водой.
Потом пришли Лена и Сергей.
А вскоре к воротам подъехал бензовоз и, скрипя тормозами, остановился. Из него выпрыгнула Марыля в комбинезоне и быстро вошла во двор. Она очень торопилась. Даже в дом не зашла. Только приоткрыла дверь, крикнула:
— Готовы? Я еду за горючим. До самой станции довезу.
Интересно, почему, когда прощаешься с близкими тебе людьми, так щекочет в носу, а слезы словно кто-то нарочно выталкивает из глаз?
Федос поглядывал то на дядю Петруся, то на тетю Настю. Только на Лену и Сергея не смотрел. Боялся, что не выдержит, разревется, как маленький.
— Так ты уж пиши нам, — попросил на прощание Сергей и шмыгнул носом. — Марки разные интересные наклеивай. Обещаешь? А?
— Буду писать, — деланным грубым голосом отвечал Федос.
— И… приезжай в будущем году, — тихонько сказала Лена.
— Сперва ты и Сергей на зимние каникулы — ко мне.
— Приезжай летом, — словно не слыша Федоса, повторила Лена.