Федоскины каникулы
Шрифт:
— Сергей! Лена! Скорей сюда! Тут боровиков тьма-тьмущая!
И Федос принялся складывать грибы не в корзину, а прямо на землю, в кучку.
Друзья ждать себя не заставили, сразу прибежали.
Но, увидев грибы, Сергей захохотал:
— Ой, помру со смеху! Тоже мне боровики нашел, чих на тебя! Это же подберезовики.
— Человек в городе живет, откуда ему знать? — вступилась за Федоса Лена. — Вот, смотри, Федос, ножка у подберезовика тонкая, длинная и в крапинку, а не гладкая, как у боровика. И шляпка
Пошли дальше.
Сразу за березовой рощей началась роща смешанная: кроме березок появились осины, ели.
Сергей, который шел впереди, обернулся и приложил палец к губам:
— Тише, а то спугнете. Самое боровиковое место.
— Точно, — согласилась Лена. — Ты, Федос, под каждую елочку заглядывай.
Присев, она приподняла нижние ветви ближайшей ели и сразу же вытащила белый гриб.
— Ого, какой толстячок! — обрадовался Федос.
— Ищи и ты. Наверняка найдешь.
Федос подошел к двум молоденьким елочкам, встал на колени, заглянул под колючие лапки.
— Есть! И под соседней елочкой тоже вижу!
— Собирай спокойно, не торопись.
— Как вы там? — Сергей подал голос с другого конца рощи.
— Кое-что нашли! — откликнулся Федос.
— У меня полведра! — похвастал Сергей.
— Кто хвалится, у того из рук валится, — ответила ему Лена. — Ты бы Федосу помог. У него совсем мало.
Сергей подошел к Федосу и принялся ему помогать. Вскоре и в корзине Федоса стало много-много боровиков.
— Здесь неподалеку могила партизана, — задумчиво произнес Сергей. — Пошли?
— Пошли! — отозвался Федос.
— Дядя Петрусь говорил, что это партизанский пулеметчик, — подошла к ним Лена.
— А дядя Петрусь разве партизаном был? — удивился Федос.
— Чудак! Он же отрядом командовал! — прищурился Сергей. — Неужели он тебе не рассказывал? А мой дед у него в отряде воевал.
— Как его звали?
— Так же, как меня, — Сергеем. А дядя Петрусь кличку имел: «Лесник». Отряд так и назывался: «Отряд Лесника».
— Директор нашей десятилетки Петра Михайловича в День Победы в школу приглашал, — вспомнила Лена. — Он нам рассказывал, как фашисты партизан боялись.
— А где эта могила?
— Вон там, у дороги.
И вот ребята — под огромными дубами, которые, словно часовые, стерегут могилу партизана.
Невысокая деревянная ограда. Желтый песок. Цветы.
На сером камне обелиска прочел Федос вслух:
— «Здесь похоронен двадцатилетний пулеметчик партизанского отряда Михась Шапеня. Погиб в бою 10 июня 1943 года. Герои вечно будут жить в памяти народной».
Лена поставила на землю свое лукошко и побежала в поле. Нарвала и принесла васильков, ромашек. Положила их на могилу.
— Вот эту ограду, — сказала тихо, — ребята из нашей школы сделали. Из девятого класса.
— А березы Петр Михайлович посадил.
— Мой отец тоже партизаном был, — сказал Федос. — В бригаде Дунаева. На Полесье.
— А моя мама в отряде Лесника работала связной. Хотя была она тогда девочкой.
И подумал Федос, что вот живет он с дядей Петрусем сколько времени под одной крышей, а не знает, что был дядя знаменитым партизанским командиром и что могилы его боевых товарищей разбросаны по полям и лесным опушкам.
«В чистом поле, под ракитой…»
В комнате темно. Светлыми пятнами выделяются окна. Сдержанно, глуховато звучит голос дяди Петруся.
— …Попал к нам Михась Шапеня не совсем обычным путем. С отрядом шел я на боевое задание. Остановились в маленькой хатке у самого леса. Решили дождаться ночи и двигаться дальше в темноте, чтобы не заметили нас фашисты. Я и мой начальник штаба развернули трофейную немецкую карту.
В это время и привел часовой коренастого крестьянского парня лет девятнадцати, в грубой домотканой рубахе.
— Кто такой? — спросил я его.
— Здешний я. Шапеня. Хата наша вон за теми дубами.
— Отец где?
— В Красной Армии.
— За что задержали? — спрашиваю часового.
— В отряд просится, товарищ командир. Говорит, что стрелять умеет.
— А из чего стрелять-то? — спрашиваю парня. — У нас оружия и так не хватает.
Парень растерялся сначала. Потом тряхнул головой, серыми глазами сверкнул:
— Оружие достану, товарищ командир.
— Вот когда достанешь, тогда и приходи. Поговорим.
— А где же я вас найду?
— Там, где вражья кровь водою льется, где фашист плачет, а не смеется…
— Ха! Здорово вы ему! — сказал Федос. И еще ближе придвинулся к дяде Петрусю.
— Иначе нельзя было. Не могли же мы каждому встречному свои планы выдавать. О них и в отряде-то не все знали. Да ты слушай. В следующее воскресенье утром в районный центр, где находился фашистский гарнизон, потянулись люди. Одни по вызову оккупационных властей, другие — обменять кое-что на соль. Районный центр окружен был полицейскими постами, дзотами, пулеметными точками. Усиленная охрана стояла у всех въездов в местечко.
У одного из дзотов дежурили два полицая в черных шинелях с серыми воротниками и нарукавниками. На головах пилотки черные. За такую форму да за дела черные прозвал их народ «Черными воронами».
На плече одного — винтовка. У ног другого — ручной пулемет. Каждого остановят, кое-кого обыщут.
Около полудня на дороге парень появился.
— Стой! — скомандовал полицай с винтовкой. — Куда лыжи навострил?
— Не видите, что ли? В партизаны.
Шутка понравилась. Засмеялись полицаи. Тот, который у пулемета стоял, привычно бросил: