Федотов. Повесть о художнике
Шрифт:
— Я думаю так же, — ответил Федотов. — Хочу теперь работать иначе, выйти на пенсию и заняться специально рисованием.
— Какая пенсия?
— Двадцать восемь рублей серебром.
Брюллов ответил серьезно:
— Мой прадед Георгий Брюлло почти сто лет назад приехал со своими сыновьями в Россию и начал работать на фарфоровом заводе. Его сын, мой дед, был скульптор, мой отец — резчик и дослужился до звания академика. Я родился слабым ребенком, но прежде научился держать карандаш, а потом уже начал ходить.
— Не все так, —
— Тарас, — ответил Брюллов, — натура необыкновенная, и все же малюет он с детства. Обычно же овладевание искусством медленно, и вершин достигает художник, за которым стоят поколения культуры. Сильвестр Щедрин [13] смерть которого потеря для всего искусства, — сын скульптора.
— До того, как стать скульптором, отец был солдатом.
— Отец был очень одарен, и дядя был художником, и сам Сильвестр Федосеевич открыл для нас новые тайны потому, что начал учиться с детства.
13
Щедрин С. Ф. (1791–1830) — русский живописец-пейзажист. Умер в Италии.
— Но не все же так!
— Вам нравится, вероятно, статуя Пименова? Но его отец был тоже скульптором. По дороге от меня к себе посмотрите его работы перед колоннадой Горного института. Живописи, музыке и цирковому искусству надо учиться с детства, а еще лучше — наследовать это искусство. Когда я пишу, то мне читают, а я уже не думаю: моя рука идет сама. Но посмотрите, сколько здесь незаконченного! Особенно трудно, когда отойдешь и от портрета и от античного образца… Этот Псков мучит меня. Легче было изобразить защиту Рима от галлов.
— Что же мне делать?
— Вам поздно приобретать механизм искусства. Что вы сейчас рисуете у нас в академии?
— Статую Фавна.
— Превосходный антик! Копируйте больше! Познакомьтесь с умными людьми. Шевченко вас введет в дом Тарновских.
Федотов ушел. Он долго думал: очевидно, нельзя ссориться с великим князем; очевидно, нельзя дружить с искусством.
Он подал рапорт, что остается на военной службе, сохраняя за собой право на отставку.
Михаил Павлович остался доволен. Федотову дали тысячу рублей на издержки по рисованию и за усердную службу — более чем годовой оклад жалованья.
Акварель «Освещение знамен» Федотов не кончил; он рисовал карандашом, делал наброски людей садящихся, смеющихся. Рисовал самого себя в зеркале, учился английскому языку. Работал до ночи. Утром обливался холодной водой и шел гулять по бесконечным мосткам Васильевского острова.
Он пошел к Тарновским.
Большая питерская квартира поразила Федотова богатством обстановки и некоторой бережливостью хозяина Григория Степановича Тарновского, черниговского помещика, владельца девяти
Здесь много и охотно говорили о Глинке, имелся свой оркестр. Первая скрипка оркестра, Михайло Калиныч, исполняющий должность капельмейстера, был несколько туг на ухо, зато это был свой, доморощенный музыкант.
Говорили о живописи, упоминалось имя художника-пейзажиста Василия Ивановича Штернберга и вскользь покровительственно-ласково вспоминали о Шевченко.
Кормили гостей обильно, но не очень вкусно.
Хозяйка дома, Анна Дмитриевна, низкоросла, очень полна и очень молчалива.
Дом оживляла племянница — Юлия Тарновская, темноволосая девушка с умным, широким лбом, маленькими ушами и широко расставленными глазами. Она говорила Федотову об имении дяди Качановке и показывала рисунки Штернберга, на которых были изображены комнаты большого дома, знаменитые гости в этих комнатах и портреты предков.
Комнат в имении Черниговской губернии — Качановке — было всего восемьдесят, не считая павильонов в саду.
В двусветном зале под оркестр певчие громко пели специально написанные для гостей стихи:
Пусть Качановка золотая И твой тенистый, темный сад Красуются как угол рая. В них было столько нам отрад…Молчаливая хозяйка качала головой в такт песне, а Юлия весело смеялась.
НОВЫЕ ПРОБЫ ПИСАНИЯ
Но служба должна была идти своим порядком.
Летом полк стоял под Парголовом. Федотов жил на маленькой даче. По вечерам он пел, аккомпанируя себе на гитаре.
Вдруг замечает Федотов, что у него улучшается стол. Как-то вечером денщик-ярославец поставил на стол даже жареную курицу, а курица — птица по крайней мере майорская. Сегодня курица, послезавтра опять курица. Очевидно, Коршунов ворует.
Спросил у соседей — нет, не пропадает ничего. Но все равно будут неприятности. Вызвал Коршунова. Коршунов отперся, а через три дня на ужин колбаса и бутылка вина.
— Коршунов, откуда это?
— Экономические суммы, ваше высокоблагородие, — от тех дней, когда вы не изволите обедать дома.
Темное дело…
Вечером опять пел, а на другой день вечером на столе закуска — балык. Снова был допрошен Коршунов. Павел Андреевич сказал ему:
— Экономические суммы я подсчитал — их хватит на булку. Чудес я не люблю… Отошлю тебя в полк, возьму другого денщика: для меня слишком хитры ярославцы.
И тогда Коршунов признался:
— Разные господа, ваше высокоблагородие, слушают ваше пение у заборчика, я их пускаю в сад на скамейку, а они мне на чай дают, и никто не знает об этом, ваше высокоблагородие.