Федотов. Повесть о художнике
Шрифт:
Волны приходили к ногам Нептуна, сторожившего Биржу.
Федотов беззаботно греб.
Волна подгоняла лодку в корму.
Федотов сказал:
— Все это не очень похоже на рисунок Егорова, изображающий наводнение в тысяча восемьсот двадцать четвертом году как катастрофу, застигнувшую купидонов во время купанья.
Тонул город, суровый и прекрасный.
В сторону от наводнения, по небу в сторону дудергофских высот, как беженцы с пожитками, бежали горбатые облака.
Лодка плавала среди бури всю ночь. К утру переменился ветер.
На берегу,
Улицы были измыты наводнением, вода подняла торцовые набережные и сложила на Невском баррикады: как будто город уже готовился к революции.
Вода билась у крутых лестниц набережной бессмертного города.
Гуси кричали на обновленных лужах среди зеленой травы. На улицах лежал мокрый тростник.
Хозяйки в мокрых печах разводили дымный огонь.
Нева бежала, еще вся в пене, навстречу морю и будущему.
К утру, когда вода порозовела и начала спадать, лодка возвращалась к Галерной гавани, таща за собой тяжелую, мокрую связку бревен и досок.
ГАВАРНИ И ФЕДОТОВ
Одна из гордых радостей писателя, — если он подлинный художник, — это чувствовать в себе способность обессмертить на свой лад все то, что ему захочется обессмертить.
Искания объединяют людей. Нет художников совершенно самостоятельных, как нет человека, разговаривающего на языке, который он сам создал.
Человеческая культура — дело общее.
Греческий художник создавал скульптуры и расписывал вазы, пользуясь сюжетами мифов. Он вкладывал свое в общеизвестное, пользуясь мифом, как общеизвестным словом. Миф он обновлял личным отношением, выбирая варианты мифов, их сопоставляя.
Художник Возрождения часто по-своему истолковывал те же мифы античной древности и мифы христианства.
Чем дальше, тем больше расширялась область жизни, охватываемая искусством. Бытовой рассказ и политический спор становятся элементом литературы. Но живопись долго основывалась на мифе и на пересказе исторического события.
Живопись еще внятнее для широкого человеческого общения, чем поэзия, потому что она понятна без перевода. Миф держался в живописи дольше, чем в литературе.
Художник Гийом Сюльпис Шевалье в молодости работал помощником инженера в деревне Гаварни, расположенной в Верхних Пиренеях. Название деревни обратилось в псевдоним великого художника, вводящего в искусство новую тему. Гаварни покупал пачками на вес у бакалейщиков старые письма — по преимуществу любовные. Из этого лепета, невнятного и страстного, он создавал надписи к своим рисункам. Он сумел уйти от мифа, став художником Парижа, парижской улицы, парижских карнавалов.
Гаварни говорил; разговор его записан Гонкурами:
«Я стараюсь изображать на своих литографиях людей, которые мне что-то подсказывают… Они со мной говорят,
Он искал жест и слова нового времени, нового раскрытия современности.
Хогарт пытался утвердить общее. Люди Гаварни спорят, шутят, плачут и ошибаются, утверждая личное свое существование в искусстве.
Гаварни сам создавал свою теорию, написав «Рассуждение о различных способах видеть и мыслить».
Он много работал, имел успех, славу, что не помешало ему довольно долго сидеть за долги в тюрьме Клиши.
Живопись заговорила у Гаварни, приближаясь к жизни.
Кончился век мифологии, пришло время иллюстрированных изданий.
В России иллюстрированные издания появились довольно рано.
Жил некогда в России уже немолодой, хороший художник, нежинский грек по происхождению, карикатурист эпохи 1812 года, портретист, ученик Боровиковского и сам учитель многих художников — Алексей Венецианов. В 1817 году он издал одиннадцать выпусков раскрашенных от руки гравюр с текстом под названием «Волшебный фонарь».
Волшебного в том фонаре было мало: он освещал обыкновенное. А. Венецианов изображал уличных торговцев, девку, покупающую гребенку у гребенщика, извозчиков и водовоза. Водовоз А. Венецианова вез бочку, таща ее за оглобли сам.
Рисунки этнографичны и напоминают зарисовки путешественника.
У Сигизмунда Герберштейна, дважды посетившего Московию в составе австрийского посольства (вторая половина XVI века) к описанию путешествия приложены были виды, изображения тура и зубра, изображения саней и пышных приемов послов.
Во второй половине XVII века путешествовал по России в составе Гольштинского посольства Адам Олеарий. Он интересовался уже и бытом простых людей: народными гуляньями, представлениями кукольников, костюмами купцов.
Иллюстрированных путешествий иностранцев по России было много.
У Венецианова в «Волшебном фонаре» фигуры нарисованы легко и любовно; раскрашены они от руки. Обычно на одной странице давались два изображения: разносчик с книгами и сочинитель, маляр и штукатур, матрос и лакей, молочница и прачка, пирожник и ямщик.
При всей своей реальности фигуры эти напоминают фарфоровые статуэтки, пестро раскрашенные и миловидно забавные. При изображении приложены довольно длинные диалоги на отдельных страницах. Люди на рисунке разговаривают друг с другом, как бы взаимно представляя друг друга публике.
Разговор здесь заменял мифологический сюжет старой картины, он уточнял действие, но еще не давал рисунку неожиданный реалистический поворот.
В рисунках и акварелях Федотова какие-то отзвуки Венецианова есть. В картине «На базарной площади» совсем по-старинному выглядят продавцы на левой стороне (от зрителя), но на правом переднем плане разговаривающие старухи уже реальные — федотовские; они не только стоят рядом, но связаны между собой; искусство связывать на картине людей действием у Федотова было большое.