Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
Писал и представлял себе, как вытянется завтра рожа у шведского резидента Томаса Книпперкрона при прочтении этих строк. Даже посмеивался. И уж совершенно не предполагал, что именно в это время, 8 августа, его надежный союзник и вдохновитель датский король Фридрих IV подписывал в Травендале позорную капитуляцию перед восемнадцатилетним Карлом XII, что Северный антишведский союз, едва родившись, трещит по всем швам.
Как хорошо, что почты тогда ходили неспешно, и Петр узнал об этом уже на полпути к Нарве, когда запустил свою военную машину на
Но само совпадение таких разных и значительных событий в один день что-то же знаменовало. Но что?
Глава вторая
ПЕРВАЯ КОНФУЗИЯ
На десятки верст растянулась русская армия на узких лесных дорогах, двигаясь в сторону неблизкой Нарвы. Двигалась медленно, потому как везла с собой пушки, запасы пороха, ядер, продовольствия, фуража на тысячах телег, оглашавших окрестности скрипом колес и неисчерпаемым матом срамословов-возчиков.
Конные драгунские полки перемежались пехотными, за теми волочились пушки, далее следовали сотни донских казаков, отряды калмыков, башкир, за ними опять пехота, пушки, драгуны.
Первые полки выступили из Москвы 22 августа. А под Нарву последние отряды пришли лишь в начале октября, когда вовсю полоскали холодные дожди, а дороги стали непролазными из-за великих грязей.
Сам Петр с Преображенским полком прибыл под Нарву 23 сентября. Вместе с саксонским инженером Галлартом и герцогом де Круи царь объехал вокруг крепости, определяя, где лучше поставить пушки, которые пока еще были в пути.
Тридцатипятитысячная армия обложила с суши Нарву, растянувшись на семь верст гигантской дугой.
Дня через три Петр собрал в шатре военный совет, на котором Кормчин сообщил, что в крепости гарнизону всего тысяча двести солдат, примерно двести конников и четыреста жителей, могущих принять участие в сопротивлении.
— Как видите, господа, гарнизон невелик, — заговорил Петр. — И я надеюсь на успех предприятия. Прошу всех господ генералов и полковников неукоснительно исполнять приказы главнокомандующего герцога де Круи, которому я вручаю свою армию. Есть сведения, что шведский король собирается идти на помощь Нарве, поэтому желательно до его прихода овладеть крепостью.
— Мы ее расщелкаем как орех, — заявил на ломаном русском языке герцог.
— Ну дай Бог, дай Бог… — сказал Петр. — Борис Петрович, — обратился царь к Шереметеву, — тебе надлежит немедленно выступить навстречу шведскому сикурсу {129} и, встретя, чинить над ним промысел. Твой корволант [5] будет состоять из пяти тысяч сабель нерегулярной конницы. Изволь исполнять.
— Слушаюсь, государь.
5
Корволант — летучий отряд конницы; войсковое соединение из конницы и пехоты, перевозимой на лошадях,
— Яков Велимович, вы с генерал-фельдцейхмейстером Александром Аргиловичем отвечаете за артиллерию.
— Государь, но у нас мало запасу и пороху и ядер, — сказал Брюс. — Для хорошей стрельбы и на три дни не хватит.
— Я отправлюсь во Псков и потороплю с припасами. Это я обещаю.
Имеретинский царевич Александр Аргилович вздохнул:
— Да и пушки, государь, качеством неважны.
— С чего ты взял, Александр?
— Да недавно разорвало одну, прислугу почти всю побило и покалечило.
— Узнай, где была отлита. Найдем виновного, накажем. А ныне и новые пушки подвезем.
Первое огорчение под Нарвой ждало царя оттуда, откуда он и помыслить не мог. Когда были подвезены и установлены наличные пушки, однажды утром к нему в шатер влетел бомбардир-преображенец:
— Государь, капитан Гуммерт бежал в Нарву.
— Как?! — вскричал Петр. — Не может быть! Он же преображенец. Данилыч, ты слышал?
— Слышал, мин херц. Худая примета.
— С чего ты взял?
— С Азова, Петр Алексеевич. Помнишь, там в первый поход Яков Янсен бежал и выдал наши тайны, турки тогда, проникнув в лагерь в послеобеденный сон, побили много наших. Мы ж ушли несолоно хлебавши.
— Но Янсен был простым матросом. А Гуммерт — капитан бомбардирской роты, мой близкий товарищ. Преображенец! Понимаешь, преображенец!
— Это, значит, еще худшая примета, — вздохнул Меншиков.
— Не каркай, Алексаха. Кому ж тогда верить? А? Кому?
— У него ж жена и ребенок в Москве, — напомнил Меншиков. — Может, их… кхек? — провел фаворит ладонью по горлу.
— А при чем баба? Дите? Впрочем… — Петр задумался и вечером, присев к походному столику, написал письмо Ромодановскому:
«Федор Юрьевич, ради предательства капитана Гуммерта, перебежавшего к шведам, вели изготовить его куклу в натуральном образе и повесить ее перед домом супруги евоной. Самою с дитем не трогай, но с содержания уволь. Объяви ей все о муже-предателе. Петр».
Как ни странно, повешенная в Москве кукла Гуммерта напророчила ему именно такой конец. Только повесили его самого уже шведы, предупредив этим его второе предательство.
Конница Шереметева уходила от Нарвы на запад, и поскольку состояла в основном из донских казаков и башкир, то при захвате какой-нибудь мызы {130} или хутора казаки, не испрашивая позволения начальства, грабили жителей, забирая все до последних портков и даже куриц. Любое сопротивление или недовольство населения заканчивалось резней. Казаки обнажали сабли и тогда уж, разгорячась, не щадили ни старых, ни малых. Съестное, фураж выметали до былинки, хорошо если не поджигали строение. Оно и понятно: на чужой территории полагалось кормиться за счет местного населения, мало заботясь, а точнее, совсем не заботясь о нем.