Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
Приискали место весьма удобное для встречи шведов: дорога промеж двух скал, которые обойти невозможно из-за болот, окружающих местность.
— Эх, хоть бы пару пушек поставить тут!.. — вздыхал Борис Петрович. — И заяц бы не проскочил.
Но вместо пушек пришлось спешить первый полк, разместить по скалам с ружьями. Выслали вперед разведчиков с наказом в бой не ввязываться, а, увидя врага, немедленно скакать назад и сообщить о его приближении.
Наступила долгая сырая ноябрьская ночь, а о шведах ничего не было слышно. Дрогли
Едва начало развиднять, к Шереметеву явился Нечипоренко.
— Беда, Борис Петрович.
— Что случилось?
— Порох на полках отсырел. Не горит.
— Пробовали стрелить?
— Пробовали аж с пяти ружей. Ни одно не выстрелило.
— Кой черт вам велел загодя сыпать?!
Это была уже катастрофа. То горевал о пушках, теперь, считай, и ружей нет. Может, казаки нарочно это подстроили, поди узнай. И когда явились разведчики с криком: «Идет, идет! Сила-а-а!» — Шереметев отдал команду: «На конь!»
Теперь не о бое приходилось думать, а о том, чтобы успеть предупредить своих о приближении короля.
Скакали всю ночь, понукая голодных, измученных коней. Рано утром 18 ноября прибыли под Нарву. Явившись в шатер герцога, Шереметев сообщил:
— Король на подходе. Надо готовиться.
Главнокомандующий засуетился, разослал адъютантов сзывать генералов на военный совет. Они являлись один за другим.
— Где государь?
— Государь вчера уехал в Псков, гнать обоз с зарядами.
«Ну, и слава Богу», — подумал Шереметев, полагая, что царь при виде «зайца» устроил бы ему головомойку. Однако появившийся Вейде сунул ему записку.
— От государя тебе, Борис Петрович.
Шереметев развернул, читал, с трудом разбирая каракули: «Приказал я ведать над войском и над вами фону Круи. Изволь сие ведать и потому чинить, как написано в статьях у него, за моею рукою, и сему поверь».
Все было ясно. Командование над всеми отдано этому французу фон Круи. Государь не верит в возможности своих генералов.
На военном совете фон Круи, видимо от волнения, с трудом произносил русские слова, путаясь и сбиваясь:
— Швед рядом… я просит всех господин генерал иметь опаску… Смотрель солдат, чтоб быть готов… пушки заряжаль… сабли вынималь… я приказать слушать…
Выслушав косноязычную и бессвязную речь герцога, Шереметев сказал:
— Шведы прорвут нашу семиверстную цепь в любом месте. Я предлагаю стянуть войско в один кулак, чтобы мы смогли противостоять им.
— Нет, нет, — замахал герцог руками. — Надо слушать мой приказ. Я командую, отнюдь вы нет.
Хотел сказать что-то князь Репнин, но и его перебил Круи:
— Всем стоять свой мест.
Командиры расходились, не удовлетворенные советом: «всем стоять свой мест».
Неожиданно повалил густой снег, и именно под прикрытием его
И тут кто-то закричал: «Немцы нас предали! Бей немцев!» Крик этот был подхвачен сотнями глоток. Никто не слушал офицеров, началась паника, быстро охватившая рекрутские полки, никогда еще не видевшие боя, не успевшие выучиться толком стрелять.
Почувствовав, что теряет нити управления, герцог фон Круи вскричал по-французски: «Пусть сам черт дерется с такими солдатами!» — и бросился вместе с адъютантами в сторону шведов. За ним последовали и офицеры, которых он привез из Австрии.
Менее чем через полчаса фон Круи предстал перед Карлом XII. Картинно вынув шпагу, положил ее перед королем, молвив проникновенно:
— На милость победителя.
— Кто вы? — спросил Карл.
— Я, ваше величество, несчастный командующий этого стада, герцог фон Круи.
— Ну что ж, герцог, прикажите вашему стаду сложить оружие.
— Оно уже не подвластно мне, ваше величество. Но со мной пришли почти все офицеры.
— Хорошо, герцог. Я ценю вашу услугу. Скажите же, где у вас самое слабое звено?
— Правее вашего первого удара, ваше величество. Там стоят рекруты, вчерашние крестьяне, они толком и стрелять не умеют.
Обезглавленная в самом начале боя армия, которую к тому же предали офицеры, кинулась к единственному мосту густой обезумевшей массой: «Спасайся, ребята!»
Автомона Головина, пытавшегося остановить этот поток бегущих, стоптали и едва не убили, признав в нем офицера. Лишь крик его адъютанта «Он русский!» спас ему жизнь.
Видя, что пехота ломится на мост, казаки начали соскакивать с коней и вести их в реку. Вода была холодная, даже кони вздрагивали, вступая в нее.
К Шереметеву подскакал Савелов:
— Борис Петрович, что стоим? Ваш фон вместе со штабом сдался королю.
— Врешь, сукин сын!
— Ей-богу, Борис Петрович, я сам видел, как он бежал с офицерами через фашины к шведам.
И Шереметев повернул к реке, тем более что его казаки давно уже митусились на ее свинцовых водах, уплывая на спасительный правый берег. Ржали кони, кто-то тонул, барахтаясь и моля о помощи, на которую вряд ли можно было рассчитывать в этой сутолоке всеобщего бега и страха.
У самой воды Борис Петрович соскочил с коня, перекрестился, сказал своему любимцу:
— Ну, Воронко, выноси, друг!
Ледяная вода словно обручем сдавила грудь, перехватила дыхание. Воронко, вскидывая высоко голову, похрапывая и кося на хозяина сизый глаз, перебирал под водой мощными копытами, плыл, как бежал бы и по земле. Боярин онемевшей правой рукой держался за седло, пытаясь левой огребаться, чувствуя, что вот-вот упустит скользкую луку седла. Упустит и мгновенно пойдет ко дну, весь напитанный, набрякший ледяной водой. Он не помнил, когда упустил седло, лишь услышал рядом крик: