Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
— Торопится государь, — полувопросительно сказал Шереметев, откладывая на стол записку.
— Еще как. До Архангельска от Москвы месяц добирались. А оттуда до Повенца шли без дороги, прорубаясь через чащу две недели, еще и две яхты на себе волокли. А это сто двадцать верст, у самого Петра Алексеевича мозоли от топора во какие.
— Да уж труженик он не чета нам, — вздохнул Шереметев. — И откель силы берутся. Так когда выезжать?
— Да хоть сейчас. Армии вели следовать к Старой Ладоге. Зачем — не говори, пусть
— Надо полон на Москву к Стрешневу отправить, перемрут ведь тут.
— Отправляй.
— Придется полк Рожнова отрядить.
— Отряжай, Борис Петрович. Да вели обед приготовить, я голоден. Всю дорогу всухомятку, горяченького хочется.
Обедали вдвоем же, дабы в подпитии не проболтаться при посторонних. Подавала на стол румяная, черноволосая девушка с ямочками на щеках. Поставила чашки с пахучим жарким, сковороду с жареной рыбой. Молвила ласково:
— Кушать хорошо, здоровия быть надо.
— Откуда у тебя сия жемчужина, Борис Петрович? — спросил, прищурясь озорно, Меншиков.
— Из пленных, Александр Данилович.
— Ах ты, старый охальник! Окочуриться хошь в постели?
— Брось ты, Данилыч, — смутился Шереметев. — Она дите еще.
— Дите в самом соку, все кругом как орех, так и просится на грех. Ха-ха-ха!
Выпили чарку под жаркое за здоровье государя. Вторую — под рыбу — за грядущие успехи на ратном поле. Потом принялись за пироги с капустой.
— Послушай, Борис Петрович… — заговорил Меншиков после третьей чарки, но уже серьезно. — Только это между нами. Ладно? Ни-ни.
— О чем говоришь, Данилыч? Ясно.
— Я, понимаешь, недавно поцапался с Монсихой {149} , ну, с которой государь. Знаешь?
— Знаю.
— Она, сучка, теперь злая, наверно, ему в уши дует черт знает что про меня. Надо бы отворотить его от нее. А?
— Так ты хочешь Марту? — догадался Шереметев, с чем подъезжает фаворит.
— Какую Марту?
— Ну вот эту «жемчужину», как ты сказал.
— Ах, ее Мартой зовут? Да, да, ее. Отдай ее мне, Борис Петрович, а уж я улучу момент, когда государю показать. Что ж ягодке-то зазря пропадать.
— Ну что ж, если для государя, не смею спорить, Александр Данилович. Бери.
— Вот и отлично, — обрадовался Меншиков и стал наполнять чарки. — Вот и обмоем наш сговор. Только, пожалуйста, Петрович, держи пока все при себе это.
— Ну, сказано же, Данилыч.
Утром Меншиков призвал к себе адъютанта Крюкова.
— Послушай, братец, ты завтра вместе с полком Рожнова отправишься в Москву. Повезешь девицу. Чтоб ни един волос с ее головы не пал. Слышишь?
— Все ясно, Александр Данилович. Сполню, как велишь.
— Отвезешь ее к Анисьи Толстой. Скажешь, я послал. Пусть они вместе с Дарьей Михайловной {150} учат нашему
— А как везть? Верхи?
— Дурак. Выбери там из трофеев добрую коляску крытую да дорогой присматривай. Что случится, головой ответишь. Сам можешь и вершним ехать.
Военный совет в Старой Ладоге царь предварил такими словами:
— Господа генералы и полковники, ныне время приспело ворочать наши земли Ижорские, принадлежавшие еще нашим славным предкам, тому же святому князю Александру Невскому {151} , прозвище которого говорит об этом. Ворочать как можно быстрее, часу не откладывая, пока Карл XII завяз в Польше. Ныне в Варшаве прилагает все усилия к задержанию его князь Григорий Долгорукий, именно он сообщает, что союзник наш, король Август, вельми ненадежен стал, особливо после конфузии под Калишем {152} .
— Да, по конфузиям он в Европе ныне всех обскакал, — заметил с места Меншиков.
— Бог с ним, пусть обскакивает, лишь бы короля возле себя держал. А то вон из-за того же бежал от Августа дипломат Паткуль, он боялся, что как только Август замирится с Карлом ХИ, так тут же выдаст его головой, а это для Паткуля смерть. Я принял его к нам на службу ума его ради и опыта, так что отныне он будет нам служить. Но все это худой знак, поэтому с Ингрией спешить надо. Наперво будем брать Нотебург, то бишь нашенский Орешек. Поскольку он на острове, думал по льду на него идти. Ан нет. Спешить надо. Еще неведомо, где Карл зимой окажется. Скорей, скорей надо в Ингрии твердой ногой встать. Вот худо, что ты, Петр Матвеевич, здесь повоевал много сел. — Царь укоризненно покосился на Апраксина.
— Я хотел как лучше, государь, чтоб у неприятеля пристанища не было.
— Сие велено было фельдмаршалу в Лифляндии творить, он славно и погостил там. А здесь наши земли, здесь завтра нам же пристанища понадобятся, а ты деревни жег. Нехорошо, Петр Матвеевич, не по-хозяйски.
— Надо было предупредить, государь.
— А своя голова для чего? В общем так, господа генералы, тут мы на своей земле, потому прошу помнить об этом. Без нужды ничего не рушить, не жечь. Тем более не обижать население. И никаких грабежей. Борис Петрович, предупреди своих казаков.
— Я их отпустил, государь. Свой полон на Дон погнали, ясырь {153} повезли по домам, хотели и пушки с собой везти, кое-как отговорил. Наша добыча, говорят, и все тут.
— Может, и верно, что отпустил эту вольницу. Значит, к Нотебургу придут регулярные.
— Да, государь, почти одни регулярные.
— Инженер Корчмин был в Нотебурге не так давно, осмотрел крепость, видел, что надо было. Василий Дмитриевич, посвяти совет в то, что узнать изволил.