Фельдмаршал должен умереть
Шрифт:
— Хотите сказать, что у Роммеля в имении свой собственный гарнизон?
— Бронетранспортёры Вольке — это, скорее, некий скромный фельдмаршальский эскорт, нежели меры предосторожности. Однако Роммель может что-то учуять, и тогда кто знает, как он поведет себя, этот несостоявшийся полководец.
— Это вы так решили, что Роммель — несостоявшийся полководец? — наконец-то отомстил ему генерал.
— Не задумываясь, доложу рейхсфюреру СС, что к выполнению приказа фюрера вы готовы, — ничуть не смутился полковник.
— Важно докладывать об этом,
— Сегодня у нас с вами все вопросы — деликатные, — подбодрил его адъютант Гиммлера.
— Что неоспоримо. Рейхсфюрер сейчас у себя?
— Да… однако не обещаю, что немедленно смогу связать вас. Более того, не думаю, что рейхсфюрер СС пожелает обсуждать какие-либо проблемы, связанные с приказом, полученным вами лично от фюрера.
«Вот как?! Уже…»приказ, полученный лично от фюрера»? — уловил генерал важный для себя нюанс. — Едва придя в себя после совещания у Гитлера, вождь СС уже пытается устраниться от последствий того, что вскоре должно произойти в Герлингене! А ведь не исключено, что его примеру последуют все остальные: Борман, Кейтель, да и сам фюрер. Всем вдруг захочется остаться в стороне, так что в итоге Германия будет знать только одного злодея, палача Роммеля — генерала Бургдорфа!».
— Вы уверены в том, что он не пожелает обсуждать какие бы то ни было вопросы, связанные с делом фельдмаршала?
— Прошу великодушно простить меня, господин генерал, но Утверждать я позволяю себе только то, в чём абсолютно уверен.
А что вас, собственно, тревожит, Бургдорф? Ведь всё уже оговорено.
— Не всё, далеко не всё. Для меня, например, важно знать, как вести себя в той ситуации, когда известный нам с вами человек откажется принять желательное для фюрера решение. Например, имею ли я право арестовать его и доставить в Берлин?
— Разве такой вариант не обсуждался?
— Нет, — отрубил Бургдорф.
— Досадное упущение. Прежде всего ваше… упущение, — конкретизировал адъютант рейхсфюрера СС, недовольно посопев в трубку. Он прекрасно понимал, что такое — сунуться сейчас с подобным вопросом к шефу. — Странно, что такая деталь операции до сих пор не обсуждалась, — проворчал он и попытался сказать ещё что-то, однако Бургдорф эту его попытку пресёк:
— Мы тянем время, полковник.
— Понимаю, господин генерал. Попытаюсь доложить о ваших тревогах рейхсфюреру. Я позвоню вам через несколько минут, постарайтесь находиться поблизости от аппарата. Кстати, почему вы не задали этот вопрос лично фюреру? — неожиданно всполошился Брандт.
— Не представлялось возможным.
— Я плохо понимаю, что скрывается за подобными ответами, — отрубил Брандт.
— Это потому, что вам слишком мало приходилось
— Но вы хотя бы пытались задавать интересующий вас вопрос?
— Нет.
— Рейхсфюреру очень важно будет знать это.
— Не уверен. Гиммлер присутствовал при обсуждении судьбы фельдмаршала, но вопрос его ухода тоже не затрагивал. По всей видимости, так и не решился.
— Не следует делать подобные выводы, — с суровостью в голосе предупредил его полковник. — У нас с вами нет для этого оснований.
— Что неоспоримо, — пробормотал генерал свою любимую фразу, которая не раз помогала ему избегать осложнении в самых конфликтных ситуациях.
— Ладно, ждите, господин генерал, ждите…
18
…Выслушав начальственное рычание Скорцени, фон Шмидт понял, что это уже даже не намек и не словесная угроза. Это уже — в буквальном смысле «за шиворот, и мордой в окопное дерь-рьмо».
Ты забыл, — сказал себе барон, — о «деле Роммеля», как, впрочем, и о самом Роммеле. Забыл, что фюрер давно относится к нему с таким же недоверием, с каким вся верхушка рейха относится теперь к адмиралу Канарису, генералу Остеру и множеству других, причастных к заговору 20 июля. Вся «не запятнавшая себя изменой» верхушка рейха…
О том, что генерал-фельдмаршал Роммель напрямую участвовал в заговоре генералов и находился в активной оппозиции фюреру, в офицерских кругах говорили давно, упорно и совершенно открыто. Как и о том, что участвовать в попытке захвата власти в стране после взрыва бомбы в ставке фюрера «Вольфшанце» Лису Пустыни помешала только некстати — или же, наоборот, очень даже кстати, — полученная рана. Которая тоже воспринималась с неким подозрением: уж не для маскировки ли было организовано это странное ранение, непонятно какого происхождения?
— Прошу прощения, господин Скорцени, но считаю ваше замечание не совсем уместным, — все-таки взыграла в душе барона прусская гордыня.
— Еще как уместно! — продолжал «держать его за шиворот» обер-диверсант рейха. — Вы никогда не задавались вопросом, почему до сих пор отсиживаетесь в некоей тыловой унтер-офицерской школе? Так вот, над этим тоже советую поразмыслить. К тому же формирование группы Курбатова, в которую велено войти и вам, осуществляется по личному приказу рейхсфюрера С С. Нужны еще какие-то дополнительные разъяснения?
«О чем он говорит?! — вновь душевно возмутился фон Шмидт. — Хочет убедить, что в этой баварской унтер-офицерской школе меня попросту спрятали подальше от Мюллера, следователей гестапо и гнева Народного суда?!»
— Когда этот ваш мессия, полковник Курбатов, прибудет сюда, я смогу наконец покинуть этот тыловой крысятник? Вместе с полковником, разумеется?
— Только для этого он и прибывает. Вам предстоит далекое и приятное путешествие.
— В сибирскую Россию, — саркастически осклабился Шмидт.