Фельдмаршал Репнин
Шрифт:
– Его высочество слишком преувеличивает мои способности, - скромно возразил сын.
– Я имел некоторые успехи в изучении истории и философии. Только и всего.
– Но, наверное, ещё чему-то научился?
– Кроме истории и философии изучал шпажное дело, математику, географию.
– Я счастлив, что ты у меня такой образованный, - прочувственно сказал князь.
– Рад, зело рад.
Он гордился сыном и хотел, чтобы тот это знал. У Василия Аникитича не было других детей, после смерти жены жил вдовцом, и княжич Николай был для него единственной «кровинкой» для продолжения знатного рода Репниных - рода, в своё время обласканного самим Петром Великим.
– У меня к тебе вопрос, - решил сменить тему разговора князь, - что тебе известно о городе Ахен?
–
– Мне известно только, что стоит он на живописном месте на стыке границ Пруссии и Нидерландов. Город известен своими целебными водами и так красив, что король Карл Великий, выбирая сие место для своей резиденции, предпочёл его другим городам... А почему вы им интересуетесь?
– прервав свой рассказ, спросил он.
– Ахен - конечный пункт нашего марша?
– По договорённости с нашими союзниками мы должны стать лагерем неподалёку от этого города.
– Нам уготовано мирное пребывание?
– Трудно сказать, что нас ожидает. Пока маршируем, пройдёт не одна неделя, а за это время положение может измениться.
– Помедлив, князь продолжал: - У меня такое предчувствие, что воевать нам не придётся. Война и без того слишком затянулась. Как мне представляется, враждующие стороны устали от этой войны, и им не хватает только звонка, способного позвать их к столу для переговоров. Думается, прибытие на Рейн русского корпуса может послужить именно таким звонком. Противники Марии Терезии вряд ли отважатся продолжать войну, когда мы появимся в центре событий.
Слушая отца, княжич вдруг заметил, что лицо его покрылось мертвенной бледностью.
– Что с вами, батюшка, вы больны?
– вскричал он, увидев, как отец со стоном сжал ладонью правый бок.
– Ничего страшного, - произнёс князь.
– Со мной такое бывает. Проклятые колики под нижними рёбрами...
Княжич приказал ефрейтору остановиться.
– Может быть, доктора позвать?
– предложил он отцу.
– Что доктор?! У доктора одно лечение - пускать кровь, а я от этого только слабею.
Болезненные колики у князя продолжались недолго, но они настолько испортили ему настроение, что он уже ни о чём больше не заговаривал с сыном, так и ехал молча до самого места ночлега.
2
Князь Василий Аникитич оказался прав в своём предвидении: стоило российскому воинскому корпусу прибыть к берегам Рейна, как противники Марии Терезии сразу же заговорили о необходимости заключения перемирия.
Довольно сражений, решили они, пора искать согласия за столом переговоров.
Переговоры между представителями враждовавших сторон начались в начале октября 1748 года и вскоре закончились подписанием в Ахене мирного договора. Представители государств, претендовавших на габсбургское наследство, от имени своих правительств признали наконец права на австрийский престол за старшей дочерью усопшего короля Карла VI Марией Терезией, но в то же время кое-что для себя выторговали. Ранее находившиеся под властью Вены итальянские герцогства Парма, Пьянченцо и Гуасталла отошли к Испании. Вене пришлось примириться и с захватом Пруссией большей части Силезии. Австрийские дипломаты долго не соглашались на эту уступку, надеясь на поддержку русских, но в конце концов сдались. Дело в том, что российский экспедиционный корпус, на который они так уповали, к этому времени оказался в сложном положении. Командующий корпусом генерал-фельдцейхмейстер князь Репнин, заболев ещё в начале похода, слёг в постель и больше с неё не поднимался. Австрийцы, не говоря уже о русских офицерах и солдатах, приуныли. Сила любого войска зависит прежде всего от того, кто им командует. Генерал-фельдцейхмейстер Репнин был признанным полководцем, в него верили и свои, и союзники. Не свали его коварная болезнь, он несомненно смог бы умело вмешаться в процесс переговоров и, опираясь на силу своего корпуса и союзных войск, заставить пруссаков отказаться от своих претензий на Силезию, которая им никогда не принадлежала.
В палатку больного кроме врачей и слуг никого более не впускали, разве что молодого князя Николая. Старый князь каждый раз встречал сына таким внимательно-грустным взглядом, словно тот заслуживал большего утешения, чем он сам, измученный тяжкой болезнью. Обычно их встречи ограничивались ничего не значащими фразами. Но однажды, выждав длительную паузу, князь сказал:
– Мои дни сочтены, Николай, и ты должен быть готовым ко всему. Знаю, государыня тебя в сиротстве не оставит, не отвернётся. И всё же твоё будущее зависит от тебя самого. Надеюсь, не опозоришь наш знатный род, будешь служить Отечеству так же, как служили твой славный дед и твой отец. Ты меня понял, князь Николай?
– Можете, батюшка, не сомневаться в моих благородных устремлениях, всё буду делать так, как приказываете, - отвечал сын, изо всех сил стараясь казаться спокойным.
– Но мне кажется странным, что вы затеяли сей разговор. Доктора говорят, вы скоро поправитесь, и впереди у нас ещё будет много времени для разговоров о моём будущем.
Старый князь нахмурился. Слова сына ему не понравились. Должно быть, он почувствовал в них фальшь, а такое в людях терпеть не мог.
– Я знаю себя лучше, чем доктора, - сказал он.
– Я скоро умру, и ты должен с этим примириться. А теперь иди и помни, что я тебе сказал. Иди, иди, - повторил он, видя, что сын не спешит выполнять его приказ.
– Я устал и хочу отдохнуть.
Ком в горле и слёзы в глазах Николай почувствовал только после того, как покинул больного отца. Он боялся разреветься: вокруг находились люди, а ему не хотелось, чтобы они увидели в нём слабого человека. Солдатам слёзы не к лицу. Он обязан был крепиться. К тому же причин для рыданий пока не было. Отец тяжело болен, но всё ещё может измениться. Бог милостив, авось пошлёт ему исцеление, и станет он по-прежнему сильным и здоровым...
После откровенного наставительного разговора с сыном князь Василий Аникитич прожил ещё с неделю. Он умер глубокой ночью в окружении священников, чинивших обряд соборования.
3
О заключении Ахенского мира и смерти командующего российским корпусом генерал-фельдцейхмейстера князя Репнина императрица Елизавета Петровна узнала из уст великого канцлера Бестужева-Рюмина [3] , явившегося к ней сразу же после своего разговора с курьером, доставившим из Ахена донесение о происшедших там важных событиях. По натуре человек скрытный, канцлер в этот раз открыто излучал свою радость по случаю признания Европой династических прав на австрийский престол за императрицей Марией Терезией, питающей симпатии к российскому двору.
3
Бестужев-Рюмин Алексей Петрович (1693— 1766), граф, русский государственный деятель и дипломат. В 1712 г. входил в состав русской делегации на Утрехтском конгрессе. В 1713 г. поступил на службу к курфюрсту Ганноверскому, впоследствии английскому королю Георгу I, который направил его в 1714 г. в качестве своего посла в Петербург. С 1717 г.
– на русской службе. В 1720-31 гг.
– резидент в Копенгагене, где с успехом решал задачу враждебного России английского влияния в Дании. В 1731-34 гг.
– резидент в Гамбурге. В 1734-40 гг.
– посол в Дании. В 1740-41 гг. занимал пост кабинет-министра. В 1741-44 гг.
– вице-канцлер, а с 1744 г.
– государственный канцлер. В течение последующих 16 лет фактически руководил внешней политикой России. Стремился укрепить союз с Англией и Австрией против Франции, Пруссии и Турции. В 1757 г. стал участником дворцового заговора, арестован и сослан. Реабилитирован Екатериной II. После возвращения из ссылки получил чин генерал-фельдмаршала, но заметного влияния на государственные дела уже не оказывал.