Фельдшер скорой
Шрифт:
– Да ничего особенного. – Отец вытащил из шкафа кипу документов. Тут были выписки из истории болезней, копии анализов, какие-то записи.
– С сердцем как? – Томилина достала фонендоскоп, принялась слушать грудь пацана.
– Ничего не нашли.
Лена вопросительно на меня посмотрела.
Я сделал ей знак отойти от кроватки, начал принюхиваться. Вот! Как только духи Томилиной развеялись, я почувствовал кислый запах браги.
– Проверьте на лейциноз.
– На что?
На меня в недоумении воззрился не только отец мальчика, но
– Заболевание такое, наследственное. Нарушение обмена веществ, связанное с ферментной системой. Поэтому и ест плохо, вес не набирает. Грубо говоря, глюкоза не усваивается, отсюда все эти летаргии и внезапные засыпания. Рвота.
– А лечить как? – Антон Григорьевич заволновался.
– Никак, – я развел руками. – Если это лейциноз, то… – Тут я осекся. Что говорить? Парень умрет? Лейциноз и в будущем трудно поддается лечению, а уж сейчас… – Короче, врачи скажут, что делать… – Я начал быстро собирать чемоданчик, а уже в подъезде ко мне прицепилась Томилина:
– Точно не лечится? Может, на Западе…
– Все наследственное вообще трудно поддается терапии.
– Что же делать родителям?
– Лена, я тебе что? Врачебный консилиум?
– Ну скажи! Ты же все знаешь.
– Послушай меня внимательно! – Я взял Томилину за руку, посмотрел строго ей в глаза. – Ты продолжаешь эмоционально вписываться за пациентов. Это плохо кончится. Каждый умирающий ребенок будет убивать кусочек твоей души, пока ничего не останется. Ты выгоришь полностью и угодишь в психушку! С нервным срывом или еще с чем-нибудь. Запомни несколько правил.
– Давай свои правила… – Лена опустила глаза, вытащила руку из моей ладони.
– Первое. Мы тут часть большого медицинского конвейера. Важная, но все-таки часть. Не пытайся стать целым заводом – просто делай свою работу. Ребенком займутся генетики, специализированные педиатры. Тот же лейциноз бывает разных видов. Может, и подберут лечение. Я читал, что идут опыты с аминокислотами. Вроде бы есть подвижки.
– Какое второе правило? – Лицо Томилиной немного просветлело.
– Построй внутри себя непрошибаемую стену. Стальную. Смерть детей, стариков, пьяные беременные – ничто не должно тебя трогать.
Помнишь, как Тютчев писал?
…Лишь жить в себе самом умей — Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум; Их оглушит наружный шум…– Не давай ничему оглушать свой волшебный внутренний мир! Защищай его.
Лена заулыбалась, даже слегка покраснела.
– Есть и третье правило?
– Конечно, как не быть. Секс.
– Прости, что?
– Негативные эмоции все равно попадают внутрь. Какую бы стену ты не выстроила. Их надо научится сжигать. Кто-то на подстанции пьет горькую, но это тупиковый путь. Кто-то фанат спорта – это уже лучше. Самое классное, поверь мне, – я прижал Лену к стене пустого подъезда, расстегнул пуговицы на
Вслед за пуговками на пальто дошел до халата. Затем я запустил руку в и так слегка приоткрытую в декольте блузку. Лена смотрела на меня не отрываясь, ее зрачки расширились. Вдруг наверху хлопнула дверь. Томилина вздрогнула, убрала мою руку.
– Панов, ты маньяк, я тебя боюсь!
– Зато крыша не поедет, – пожал плечами я.
– Я-то с тобой точно чокнусь! – Лена застегнула пуговицы, лукаво на меня посмотрела. – Сегодня родители в ночную смену… Заглядывай.
– Давай ты ко мне – покажу новую кровать.
– Только покажешь? А как же знаменитый матрас?
– Он ушел в отставку. Дал дорогу молодой мебели.
Уже смеясь, мы вышли на улицу, принялись дурачиться, хватая падающие снежинки ртом.
– Андрей, познакомься. Это Антонина Васильевна Шевченко.
В институте питания кислый Морозов подвел ко мне ярко накрашенную женщину в мини-юбке. Кого-то она мне сильно напоминала… Точно! Ту бабу с Рублевки… Ларису Матвеевну. Чей сынок ножиком отправил меня сюда. Без ботокса и филлеров в лице, конечно, но что-то похожее. Женщина лет сорока в борьбе за увядшую красоту. Все напоказ, все, что можно, вывалено в декольте.
– Очень приятно, – поздоровался я и вопросительно посмотрел на Морозова.
– Антонина Васильевна будет переводить нашу статью на английский. Для зарубежных журналов. – Игорь Александрович возвел очи вверх, как бы намекая, от кого сия дама к нам пришла.
– Замечательно! – Я изобразил на лице энтузиазм. – Позвольте пару вопросов.
– Может, обойдемся без них? – Шевченко поморщилась, посмотрела на свои наманикюренные ноготки. – Просто выдайте мне последний вариант статьи.
– Что означает по-английски «Heart in your mouth»?
Антонина Васильевна наморщила лобик:
– Сердце во рту?
Морозов заулыбался: похоже, он знал перевод.
– Нет. Еще попытку?
– Э….
– Испугаться до смерти. А переведите мне «You stole my thunder».
Тут уже Шевченко посмотрела на меня конкретно так неприязненно.
– Ты украл мой гром?
– Нет, это означает «перехватить инициативу». Антонина Васильевна, вы точно переводчик? Я ведь могу дойти и до медицинской фразеологии…
В своей прошлой жизни приходилось подрабатывать в голодные годы переводами – нахватался.
Не отвечая, Шевченко резко развернулась, ушла из кабинета Морозова.
– Зря ты так с ней. – Игорь Александрович тяжело вздохнул. – Она от директора… Ну, и он поставил условие.
– Какое?
– Он и его… хм… протеже входят в делегацию.
– А уже планируется какая-то делегация?
– На прошлой неделе в Москву на конференцию по вирусологии приезжал Джонас Солк…
– Солк, Солк… – Я попытался вспомнить фамилию, но не смог.
– Изобретатель вакцины от полиомиелита, – деликатно напомнил мне Морозов.