Фельдшер скорой
Шрифт:
И уже сидя за рулем, я лихорадочно думал, где мне взять еще две тысячи. Потому что княжеской фамилии надо было отдать шесть. Четыре у меня было. Еще две можно наскрести, продав наследство студента. Да и не будет там такой суммы. Ну часы, джинсы, тряпки всякие. Повезет – тысячу получу. Так это если покупателей найти. А если жучилам возле магазина сдавать, и половины не наберешь.
Блин, надо было взять тот перстень, хрен бы с ним. Зато должен бы не был никому. Потому что мне такие подарки не нужны. Дружба – это дружба, и для своих надо
В итоге я позвонил Томилиной и попросил у нее недостающую сумму в долг. А она мне их дала – без расписки и даже без вопроса, когда отдам. И не спросила, зачем они мне понадобились. Хорошо хоть врать не пришлось.
Ладно, пора, на скорой сегодня делать нечего, можно ехать. Вышел на улицу, смотрю – знакомый силуэт с костылями возле моей машины крутится. Что там Миша хоть делает? Открутить что-то пытается?
– Забыл что-то, Харченко? – спросил я у конкурента Евгения Вагановича на отдельно взятой небольшой территории.
– Твоя, Андрюха? Из-за бугра пригнал? Что за фирма? Красота ж какая! – погладил он крыло, не обращая внимания на грязь.
– Здесь купил. Самоделка.
– А сколько отдал? Прокатишь? – Миша не успокаивался.
– Отдал свои, твоих там не было. Садись, до метро подвезу, – открыл я ему дверцу.
– Ничего себе, доктор, да тут и ручек нет, кнопки одни! До чего ж техника дошла!
Тьфу ты, еду к Давиду и не знаю даже, дома ли он. Остановился у автомата, позвонил. Сидит, учится.
К подъезду своего бывшего жилья я подъехал с шиком. Все-таки необычная машина, даже для Москвы такие сейчас редкость. Не только мужики оторвали головы от какого-то чермета, который они обследовали, наверное, на предмет того, доедет ли это корыто на колесиках самостоятельно до пункта приема ржавых железяк. Дамы, которые кучковались у лавочки, тоже заинтересовались. Редколлегия устного журнала «А у нас во дворе» по случаю холода обсуждала новости стоя, но поближе к новому объекту внимания двинулись как по команде.
– Привет, Андрюха! – обрадовался Давид. – Проходи, я чайник поставил, сейчас чайку сварганим! Ты же теперь за рулем, даже по пивасу не выступить.
Откуда-то выбежал Кузьма, потерся спиной о штанину. Скучал, значит.
– Ага, услуга «трезвый водитель» отсутствует, – на автомате ответил я и только потом прикусил язык.
– Это как? – полюбопытствовал Ашхацава.
– Ну, когда ты решил бухнуть, вызываешь такую службу, и трезвый водитель везет тебя домой в твоей тачке. Дорого, конечно, зато надежно.
– В Австрии такое видел? Вот буржуи проклятые, чего только не придумают!
– Ладно, пойдем, подарки дарить буду.
Мы сели на кухне, Давид начал
– Это мне? – поинтересовался абхаз, но к пакету не притронулся.
– Тебе, кому же еще? – пожал я плечами. – Открывай.
Хороший фонендоскоп для любого врача – штука статусная. И будет ею еще долго. Сейчас и простая финтифлюшка, через которую только взрыв услышать можно, тоже дефицит. А такая – с массивной головкой, с хорошими мембранами – и вовсе заведомый предмет зависти коллег и как знак качества для пациентов. Вот и Давид проникся. Он только что не плясал с подарком. И в уши засовывал, и себя слушал.
– Ну, Пан, уважил! Вот это подгон! Я о таком даже не мечтал!
– Это еще не все, – сказал я и достал другой сверток, уже в простой газете «Известия». К тому же старой.
– А здесь что? – спросил Ашхацава. – Тоже из-за границы?
– Нет, это продукт отечественный, советский. Ты разворачивай, не стесняйся.
Наверное, что-то изменилось в моем голосе, так что абхаз вскрывал презент осторожно.
– Это что? – спросил он, уставившись на две «котлеты», каждая из которых была перетянута резинкой. Обычной, черной, которую режут в подсобках продуктовых магазинов из велосипедных камер.
– Деньги, Давид, не узнаешь, что ли? Шесть тысяч рублей твоего дяди Темира. Их он отдал Володе, у которого я машину купил. Ни за что не поверю, что ты не знал.
– Ты понимаешь… – начал оправдываться Ашхацава.
– Понимаю. Если я не абхаз, то меня можно считать дешевкой, которую покупают за деньги. Твой дядя, Давид, нанес мне оскорбление. Только тот факт, что ты мой друг, не дает мне пойти и набить ему лицо. С друзьями так не поступают, впрочем.
– И что теперь делать? – Давид отодвинул сверток от себя.
– Поехать к дяде Темиру и отдать ему деньги. А я объясню, почему так делать нельзя.
– Ну поехали. – Ашхацава встал, вздохнув, выключил газ.
Мы оделись, вышли. Деньги я себе в чемодан опять засунул. Давид сел рядом со мной, сунул картонную коробку из-под сливочного масла на заднее сиденье. Пассажир Кузьма даже не мяукнул. Понимает, прожора, что домой возвращается.
– Ну, командуй, – сказал я. – Куда ехать?
– На Каширку, – хмуро задал направление абхаз.
– Там куда? Каширка длинная.
– К метро, – буркнул Давид.
Доехали до Тульской, повернули на Варшавку. Когда повернули на развилке, где ответвлялось Каширское шоссе, я вспомнил, что вон в том белом доме живет в общаге лейтенант Видных. Видел два раза всего, а адрес в память врезался. Наверное, отложилось благодаря фактурной дознавательнице, которая произвела на меня такое неизгладимое впечатление в психиатрической клинике.
– Здесь где? Что молчишь? – спросил я, когда слева появились корпуса онкоцентра, на строительство которого антисоветчик Сахаров отсыпал из личных сбережений кучу бабла.