Femme fatale выходит замуж
Шрифт:
И в этот момент по коридору прошла Веленская, неслышно ступая по ковролину, – изящная, тонкая, с безупречным овалом лица и копной серебристых волос. Холодно посмотрела на сидевших в курилке и скрылась в другом конце коридора.
– Что я вам говорила! – в отчаянии прошептала Карина. – Надеюсь, она ничего не слышала.
– А мы ничего такого и не говорили… – пробормотала Полина.
– Полина! – раздался в этот момент отдаленный вопль. – Ну ты где, елки-палки?!.
– Платоша зовет… Все, я побежала! – Полина торопливо затушила сигарету и выскочила из курительной комнаты.
– …Полина, это невозможно! – Платон Петрович Крылов рухнул
– Платон Петрович, меня всего пять минут не было… – едва не плача, возразила секретарша. – И почему вы на меня все время орете? Это несправедливо!
– Все, иди с глаз моих… – замахал руками Крылов. – Да, и закажи мне разговор с Сызранью!
Если кто действительно не чувствовал себя счастливым человеком, так это Платон Петрович Крылов. Президент «Минервы-плюс» находился в вечной депрессии. По крайней мере за последние тридцать лет его настроение только ухудшалось. У Платона Петровича было тяжелое семейное положение. Жена, две взрослые незамужние дочери, мать-инвалид, которая семь лет назад сломала шейку бедра и с тех пор так и не вставала с постели, оставаясь при том очень деятельной и придирчивой особой, теща и сестра тещи – ветеран вредного производства, восьмидесяти трех лет. Все они жили вместе, в одной большой квартире на Ленинградском проспекте. У каждого была своя комната, при мамаше вечно сидела медсестра, да и жена часто выезжала на дачу – но Платону Петровичу от этого не становилось легче, и даже купленный недавно джип не притупил его тоски.
Крылов был совестливым человеком. Он не мог изменять своей жене, даме сурового характера весом в сто пятьдесят килограмм, не мог отселить своих дочек, стремительно превращающихся в старых дев, не мог отправить мамашу в элитный пансионат для престарелых, не мог послать к черту тещу и сестру тещи (хотя стоит заметить, что, если и были с кем у Платона Петровича хорошие отношения, так это с сестрой тещи, ветераном вредного производства. Она была славной старухой, и на ней, по сути, держался весь дом)…
Платон Петрович сидел в уютном кожаном кресле, дожидаясь, пока Полина соединит его с Сызранью, и невыразимо страдал.
Минута текла за минутой… И вдруг он увидел большущего рыжего таракана, уверенно бегущего по полированному столу, – и это стало последней каплей!
– Зараза! – заорал он и швырнул в таракана массивным сувениром – малахитовым слоном, украшенным серебряной чеканкой, – подарок коллектива на юбилей. – Сво-оло-очь!!!
– Платон Петрович, что случилось? – влетела в кабинет перепуганная Полина. – Платон Петрович, Сызрань не отвечает…
– Таракан! – заорал Крылов. – Нет, ну какая наглость – прямо у меня на столе… Травить, срочно травить! Дустом!..
…Новость о том, что в конторе собираются всерьез уничтожать насекомых, дошла до отдела, где работала Жанна, только вечером.
Она сидела перед компьютером, составляя список заказа, и одновременно общалась с клиентом по телефону, когда к ее столу подошла Нина Леонтьева.
Нина дождалась, когда Жанна положит трубку, и сказала ровным голосом:
– Слышала, да?
– Что? – спросила Жанна, подняв на Нину свои «медовые» глаза.
– Убери лишнее из стола, – ответила та. – Завтра-послезавтра будут тараканов морить.
– Давно пора, – бросила Жанна. – Спасибо, Нин.
– За что?
– За то, что предупредила…
Нина ушла. Жанна посмотрела ей вслед. «Единственный нормальный человек у нас в конторе…» –
Чтобы удрать после работы домой незамеченной, Жанна предприняла хитрый маневр – в сторону лифтов не пошла, а поднялась по лестнице на тринадцатый этаж, затем через салон сантехники перебралась в соседний, шестой подъезд. Из шестого подъезда можно было попасть во внутренний двор, там как раз стояла машина Жанны – средней потрепанности «японка».
Едва Жанна отъехала от дома, как у нее зазвонил сотовый. На экране высветилось имя звонящего – «Руслан». Руслан Айхенбаум, этого и следовало ожидать…
Жанна с досадой нажала на кнопку отбоя.
Через мгновение телефон затрезвонил снова. На этот раз Жанны домогался абонент по имени «Яша». Яша Сидоров, разумеется.
Тут уж Жанна не выдержала и поднесла телефон к уху, хотя за рулем старалась не вести бесед.
– Алло…
– Жанна, голубка, куда ты пропала?
– Сидоров, как вы мне надоели!
– Кто это «вы»?
– Ты и дурак Айхенбаум!
– Вот-вот, Айхенбаум дурак, а я хороший! – радостно закричал Сидоров. – Жанна, что ты делаешь вечером?..
Вместо ответа Жанна выключила сотовый совсем. Сидоров с Айхенбаумом не настолько наглые, чтобы явиться к ней домой!
Этим вечером у Жанны была куча дел – она так и не успела навести порядок в своей новой квартире, а жить среди коробок и пакетов не слишком-то приятно…
На лестничной площадке шестого этажа, выходя из лифта, она в первый раз лицом к лицу столкнулась со своим соседом – молодой мужчина в защитного цвета штанах, кожаной куртке и армейских сапогах выходил из соседней двери. Вид у соседа был мрачный, даже агрессивный.
– Добрый вечер, – сказала Жанна.
Сосед ничего не ответил и шагнул в лифт. «Ну и тип…» – озадаченно подумала Жанна, но, впрочем, едва войдя к себе, она тут же забыла о нем.
Эту квартиру Жанне подарила мать – певица Ксения Дробышева. Да-да, та самая Ксения Дробышева, известная исполнительница русских народных песен, героиня светских сплетен! Румяная полная красавица с роскошными черными косами.
Жанна не афишировала, что ее матерью была Дробышева. Знакомые слишком бурно реагировали на это известие: «Как?! Неужели ты дочь известной певицы? Боже мой, кто бы мог подумать! Да вы совсем не похожи! И почему она – Дробышева, а ты – Ложкина?» «Потому что у моего папаши была фамилия Ложкин, – объясняла Жанна. – И вообще, кто сказал, что дети обязательно должны быть похожими на своих родителей?..»
Сама Ксения Викторовна тоже не особенно распространялась о Жанне – лишь изредка небрежно упоминала, что у нее есть дочь, не уточняя, какого возраста. И вправду, зачем публике знать, что «ребенку» вечно молодой Дробышевой уже перевалило за тридцать.
Жанну лет до десяти воспитывала бабушка, страстная библиофилка, – они жили отдельно, поскольку певица была вечно в разъездах, а потом, когда бабушка умерла, Ксения Викторовна стала нанимать для дочери гувернанток.
Гувернантки были не самые плохие, но менялись довольно часто. Причиной того, что они не могли долго удержаться на месте, был придирчивый характер Ксении Викторовны, которая раз в месяц наезжала с инспекциями и вечно оставалась недовольна тем, какой вырастала ее дочь. Когда Жанне исполнилось шестнадцать, она заявила матери, что в состоянии жить одна. Ксения Викторовна сказала: «Посмотрим» – и вскоре разрешила дочери жить без опеки посторонних людей.