Феникс по имени Рита

Ворожея Тина

Я облегченно выдохнула. Есть контакт!

Продолжение пятнадцатой главы

Вот не знаю даже, почему все значительные для меня события и разговоры происходят на этой полянке на берегу реки. Наверное надо поставить здесь скамейку и навес от дождя. Вдруг это место для меня волшебное? Именно на этой полянке у меня слетели розовые очки, разбились в прах, а стеклянные осколки больно впились в душу. До сих пор их острые иглы дают о себе знать. До сих пор тоскую я о прошлом. Злая грусть-печаль кусает сердце, когда по вечерам я смотрю на светящиеся окна своего "гнезда". Именно на этой

полянке решил откровеничать, каясь в своих грехах мой муж, Сергей. А теперь Юлька рассказывала мне свою грустную историю про то, как скучает по маме, как ссорится каждый день с отцом, как страдает о парне Тимуре, который почему-то перестал приезжать и даже не отвечает на телефонные звонки, а она так боится рожать в семнадцать лет.

Я слушаю ее замерев, страшась лишний раз пошевелиться, боясь прервать поток ее торопливой, немного сумбурной речи. Горделиво, исподтишка любуюсь своей дочерью, вдыхаю такой знакомый, родной запах своей девочки. Чувство щемящей нежности не отпускает меня. Так хочется прижать ее как в детстве к себе, успокоить покачивая на руках. Как хочется сказать, что все будет хорошо, я рядом и не позволю больше ей страдать.

— Марго, а что с твоим мотоциклом? Ты сказала он поломался? Знаешь его надо починить, ведь на такую вечеринку на такси или машине не приедешь, нас засмеют. Мне туда надо непременно, обязательно попасть. Очень хочется Тимуру в глаза посмотреть. Он ведь о ребенке ничего не знает!

Я медлю с ответом, совсем не хочется врать своей дочери. Между нами и так лежит широкая, космически необъятная полоса лжи и неправды. Как ее преодолеть еще не знаю, но говорить правду даже в таких мелочах я обязана.

— Нет Юля, мой мотоцикл в полном порядке. Просто в твоем положении ехать на нем уже небезопасно. Даже не спорь! — я довольно резко прерываю ее порыв возразить.

Юлька сникает и шмыгает носом.

— Тогда и ехать нечего! — грустно говорит она.

— Ну почему же? Крутой мотоцикл с коляской тоже будет неплохо смотреться? Твои друзья ведь любят все самое дорогое? Как по мне, так это и не друзья вовсе… Хорошо, что у нас в запасе неделя, поедем завтра, присмотрим в авто-мото салоне что либо стоящее. И… еще Юля, может и не мое дело… Но ребенком парня не удержать. Ты сильно не надейся, что твой Тимур от счастья побежит салют устраивать. Я хоть и мельком его видела, но мне он показался избалованным, богатеньким… засранцем! — выдохнула я с облегчением, найдя не очень на мой взгляд обидное слово. Хотелось конечно обозвать этого Тимура как нибудь покрепче, но боялась вспугнуть Юльку.

Она пригорюнилась, поникла. Крупные, прозрачные слезы побежали по смуглым щекам и часто закапали на зеленую траву. Какая же она еще маленькая, беспомощная! Девочка моя! Я не смогла себя сдержать и притянула ее к себе. Как в детстве она уткнулась мне плечо и отчаянно разрыдалась. Я гладила родные, черные кудри, покачивала ее точно малютку. Время словно вернулось назад, туда где моей Юльке лет пять и она плачет, что ей не купили новую куклу. Как легко тогда было ее успокоить, устранить все детские печали!

— Ну, хватит Юленьке, слезы лить! Сейчас дам водички холодной попить, личико умоем, глазоньки утрем, горюшко прогоним! — приговаривала я давнишнюю, детскую присказку, которую когда-то придумала сама и всегда успокаивала ею дочку.

Юлька вздрогнула и резко оттолкнула меня. Заплаканные, припухшие глаза пристально вглядывались в лицо, нос жалко шмыгал, а из прикушенных губ сорвалось одно единственное слово:

— Ма-ааа-ма-а-ма?!

Я замерла, только сейчас сообразив, что наделала моя неосторожность.

Вышла грандиозная промашка и исправить ее невозможно. Времени на раздумья не было совсем. Получалось, что и правда и неправда именно сейчас будут неуместны и чудовищны. Сердце трепыхалось где-то в горле, губы вмиг пересохли, язык стал словно шерстянной и не желал меня слушаться. Пока я силилась вымолвить хоть слово, дочь попыталась встать. Но я успела поймать ее за руку.

— Юлька, прошу выслушай! — мне удалось прохрипеть, с трудом выталкивая из себя слова. Стало очень страшно уже даже не за дочку, а за тот маленький огонек жизни, который она носила.

Юля упорно продолжала вырывать свою ладошку. Я нашла в себе силы подняться на слабых, так и норовящих подогнуться ногах. Обняла дрожащую дочку.

— Ш-ш-ш… Все хорошо, все хорошо! — убеждала я себя и ее. Сиплый шепот с трудом давался мне.

Юлька замерла в моих объятиях и горько заплакала вновь.

— Я знала, знала, что там была не ты! Я чувствовала, что ты жи-иии- вая! — она громко голосила, выкрикивала еще что-то неразборчивое и все теснее прижималась ко мне, словно боялась, что я внезапно исчезну.

Через минуту я присоеденилась к ее отчаянным рыданиям. Мы стояли раскачиваясь, прильнув друг к другу. Вокруг нас скуля и жалобно подвывая металась испуганная Линда.

Глава шестнадцатая. Две лягушонки в сверкающей коробчонке или большой бал крутых байкеров

Место проведения праздника было за городом, в ресторане с нежным названием " Эдельвейс". Именно сюда устремились мотоциклы всевозможных марок, расцветок и крутости, как только красное солнце начало опускаться за горизонт. Мы с Юлькой сидели в маленьком, придорожном кафе и пили холодную, коричнево-прозрачную "Пепси Кола". Я нервно крутила в руках высокий стакан, кубики льда мягко звякали о его запотевшие, холодные стенки. Длинная, растянутая коллона мотоциклов и их серьезных всадников в банданах и неизменной черной коже, громыхая и бибикая, важно следовала к месту проведения своего праздника. Три официантки и повара, которые покинули кухню ради такого зрелища взахлеб, увлеченно комментировали происходящее на дороге.

— Ой, смотрите, смотрите у этого какая бородища!

— А-а-а, какой мотоцикл крутой!

— Ух, ты какой красавчик, вон тот с флагом! И мотоцикл у него, что надо! Вот бы прокатиться с ним!

— Он бы прокатил тебя до ближайших кустов, Элька! Это же Тимур Шахов, сыночек нашего мэра, сволочь еще та! — худенький паренек в белом фартуке и поварском колпаке насмешливо подмигнул маленькой, грудастой официантке.

Услышав знакомое имя, я вопросительно посмотрела на дочь. Она мгновенно покраснела, смуглые щеки заполыхали словно маков цвет, а белые зубы прикусили нижнюю губу. Но черные глаза прямо встретили мой взгляд. Она согласно кивнула головой на мой безмолвный вопрос.

— Та-аа-к… Час от часу не легче, — протянула я, в который раз удивляясь легкомыслию своей дочери.

Про семейство Шаховых давно ходили не совсем хорошие слухи. Поговаривали, что наш мэр, тот еще мафиози, но старались говорить это шепотом, тихонечко и в основном на собственной, безопасной кухне или же в кругу близких друзей. Открыто противостоять бессменному уж который год мэру желания не было. Оно пропало после громкого дела об исчезновении одного правдолюбца журналиста. Мне почему то стало очень холодно при мысли о будущих, возможных " родственниках." Зябко вздрогнула и махнула головой отгоняя не добрые мысли. Поглядела на притихшую дочь.