Феникс по имени Рита
Шрифт:
Сергей подошел и робко протянул мне стакан минералки. Наши пальцы на мгновенье соприкоснулись, но тот час же мы поспешили уклониться от этого.
Холодная вода помогла. Кашель прошел так же внезапно, как и начался. Мне было страшно слушать опять повисшую, осязаемо плотную тишину и я торопясь начала рассказ о том как увидела мужа с Иркой на берегу под ивами, как узнала о том, что дочка в курсе его сладкой любви. Как убежала, а когда вернулась попала в страшный сон. Как его возможно случайная фраза: " Что бы мы без тебя делали Ирка," решила дальнейшую судьбу нашей семьи и
Сергей сидел напротив меня. Так близко и так далеко.
— Бедная, бедная Ритка! — проскрипел он каким-то чужим голосом, — Теперь мой черед каяться…
И я услышала о том, как менялось его отношение к жене Рите, как случилось помутнение рассудка и непреодолимая тяга к юному телу Ирины. Слушала о том как презирал себя и винил за смерть жены. Как почти сразу весь его роман, раньше казавшийся ему тягуче-сладким, приятным дурманом вдруг стал ненавистным и стыдным. Я с ужасом узнала о том, какую власть имела Ирина над нашей Юлькой.
Уставшие, будто выпотрошенные мы сидели и казалось думали каждый о своем. Но когда заговорили вновь, то оказалось, что мысли наши идут рука об руку. Юлька и ее беременность, вот главное, что сейчас должно заботить нас. Обрадованные единством помыслов, мы заключили соглашение. Всеми силами постараться обеспечить дочери спокойную беременность.
— Опять притворство и ложь? — усмехнувшись спросил меня Сергей.
— Опять! — согласилась с ним я, — Но цель у нас тобой теперь высокая, да и каяться мы вроде бы научились.
Сергей встал из-за стола и прошелся по кабинету разминая ноги.
— Ты думаешь, цель оправдывает средства?
Я тоже поднялась, посмотрела на него внимательно.
— Ты можешь предложить другой путь?
С тех пор для всех я новая мачеха Юли Морозовой, а для нее мы пока миримся с Сергеем, а по существу опять всем говорим неправду. Только ради будующей и общей внучки можно и потерпеть?
Глава двадцатая. А жизнь идет…
Беременность у Юли протекала хорошо, но ее истерики превращали нашу жизнь в постоянный вулкан. Спутниками дочери были частые смены настроения. С утра она могла щебетать беззаботной птичкой не забывая поглощать припасы из холодильника, а к обеду вдруг заливалась горькими слезами, жалея себя. Потом эти горькие слезы о своей "сломанной" жизни сменялись полнейшей апатией. Иногда хотелось встряхнуть ее или же просто отшлепать. Но я держалась как могла, не обижалась на ее грубость, которая иногда звучала в мой адрес или же едкий сарказм.
На это у меня имелись свои причины. Состояние дочери напоминало мне то, как я носила свою вторую беременность. Те же беспричинные слезы, смена настроения как повороты флюгера в ветреную погоду. Я помню как терпеливо сносил Сергей все мои выходки. Сейчас понимала как наверное трудно было ему потокать капризам беременной жены. Физическое состояние у меня тогда тоже было прекрасным, ничего не предвещало беды. Но на сроке семь месяцев
В мелких заботах промелькнуло лето. Наступила долгожданная осень и месяц октябрь подкрался тревожной тенью. Я наверное боялась предстоящих родов больше чем сама Юля. Но все прошло замечательно. Хотя заставило нас с Сергеем срочно менять цвет детского приданного. Вместо ожидаемой девочки на свет появился крепенький мальчишка.
В один из теплых, октябрьских дней нам торжественно вручили голубой сверток и бледную, измученную Юльку в придачу.
Детскую комнату мы оборудовали в моем доме, решив, что помогать ей мне будет так удобней. Я прочитала море современной литературы по уходу за младенцами. Опасалась, что не справлюсь с двумя детьми — с Юлькой и маленьким Андрюшей. Но на удивление, дочь после родов полностью переменилась. Стала уравновешенной, рассудительной и… взрослой. Она с удовольствием кормила своего сына грудью, сама вставала к нему по ночам. Могла долго разлядывать спящего кроху с нежной улыбкой.
Когда необходимость в нашем притворстве отпала, я испытала облегчение. Почему-то мне показалось, что облегченно вздохнул и Сергей. Видимо наша ложь тихой змеей задушила чувтва. Сейчас Сергей был для меня кем угодно. Братом, отцом моей дочери, дедом нашего общего внука, но не мужем. Я прислушивалась к себе и ощущала досаду, грусть, которые тесно переплелись с чувством освобождения и неожиданной радостью. Наши отношения и наша любовь умерли спокойно и тихо, словно столетний человек давно мечтающий о смерти.
В последнее время Сергей приходил к нам с Юлькой мрачным и понурым. Даже созерцание спящего внука не возвращали ему хорошего настроения. Он заметно похудел, зеленые круги под глазами говорили о бессонице. Сергей очень поздно приезжал с работы и очень рано уезжал со двора. У него явно появились какие-то проблемы, но он упорно молчал. На мои попытки выяснить, что у него происходит, он лишь криво усмехался и пожимал плечами.
Однажды когда я пришла с Линдой с прогулки, то услышала обрывок его разговора по телефону. Сергей злился и говорил, что не намерен продавать свой бизнес в который вложил все свои силы.
Я тихонько закрыла Линду в вольере и подошла к беседке. Дикий виноград красиво и надежно укрывал ее от прошедшей, летней жары. Отодвинув густые, зеленые, желтые и багряные листья, я заглянула внутрь.
Уронив голову на согнутые руки Сергей неподвижно сидел за круглым, старым столиком. От его фигуры веяло тоской и безнадежностью. В густых, черных волосах было много седины. Сердце у меня невольно заныло.
— Серый о чем страдаешь? — как можно веселей и беззаботней спросила я, входя в беседку.