Феникс в полете
Шрифт:
— Насыщение, Йала, — прошептал Норио, обводя взглядом разгромленное помещение и техников на мостике — кого скорчившегося от боли, кого застывшего от потрясения. Все до одного избегали воспаленного взгляда Норио; Дясил отшатнулся, когда темпат вдруг двинулся с места. Взмахнув полами одежды, тот склонился и дотронулся рукой до умирающего матроса из лучеметного расчета, осторожно откинул ему волосы с глаз, опустился рядом с ним на колени и замер. Хрим услышал его прерывистое, свистящее дыхание сквозь зубы. Матрос дернулся и умер. Темпат выпрямился, бросил на Хрима мутный взгляд
Дясил облизнул растрескавшиеся губы, исподтишка косясь на капитана, и Хрим вспомнил, что панархисты вывели из строя их компьютер. В другой обстановке Хрим мог бы и отдать Дясила Норио за то, что тот не смог помешать этому, но не сейчас.
Он снова посмотрел на экраны.
«Ты поплатишься за это собственной шкурой, Фазо!»
— Дясил, Эрби, — произнес он вслух. — Выясните, что происходит внизу. — Голос его звучал ровно, почти без эмоций, и оба поспешно углубились в работу. — Метиджи, санитары, уберите их отсюда. — Он махнул стволом лучемета в сторону мертвых и раненых.
По мере того как на мостик поступали доклады из разных точек корабля — нападавшие и там потерпели поражение, — жизнь на нем постепенно возвращалась в нормальное русло. Однако когда новая смена пришла заступать на вахту, им пришлось обходить Хрима — тот так и стоял у люка с лучеметом в руке, тупо глядя на разгромленный корабль.
— Внимание, Бикара! — Танри ткнул пальцем в главный экран. Стрелки курсоров сошлись на точке в левом верхнем его углу, и из этой точки протянулась к зависшему в центре экрана «Эстилу» светло-голубая линия. Изображение уменьшилось — в нижней части экрана открылись три окна, на которых виднелись все три зависших над планетой рифтерских эсминца.
— Сближение с целью номер один под прикрытием славного мусорного рифа Банн-Утуло.
Танри даже улыбнулся, столько гордости было в её голосе. Даже прожив внизу, на планете двадцать лет, она до сих пор считала орбитальное поселение Банн-Утуло своей родиной. В свое время её преданность вместе с поддержкой клана Утуло оказали совсем еще молодому Архону неоценимую услугу. Танри улыбнулся про себя, вспомнив слова того репортажа двадцатилетней давности по поводу его вступления в должность: «Верность высокожителя по отношению к нижнестороннему Архону...»
«Впрочем, я давно уже не тот».
Да, он действительно сильно изменился по сравнению с тем последовательным геоцентриком, каким был когда-то; это он видел хотя бы по недоумению на лице Себастьяна. Его друг верно и с толком служил Панарху на посту регата, преодолел за свою карьеру много тысяч световых лет, но так и остался нижнесторонним до мозга костей. Во всяком случае, жаргон высокожителей оставался для него бессмысленной тарабарщиной.
— Древняя разновидность инфоснаряда, — пояснил Танри. — Не такая хитроумная, как нынешние, конечно, но вполне эффективная. Она таилась в скоплении обломков, выпущенных с синка Банн-Утуло.
— Последний из тех сюрпризов, о которых вы говорили сегодня, — из числа заготовленных вашими недоверчивым предшественником? Ирония и паранойя в равных пропорциях? — Уголки губ Себастьяна чуть изогнулись в улыбке.
— Именно
Еще один беззвучный удар сотряс штабное помещение, и на этот раз он сопровождался волной тошноты. Танри поднял глаза на Себастьяна и увидел по его лицу, что тому тоже дурно.
Танри повернулся к экрану — там загорелся огонек, означающий, что компьютер подстраивается. Краешком сознания он отметил про себя, что задержка сигнала составляет почти шесть секунд. Напряжение Щита сказывалось на работе компьютеров.
— Жаль только, мы не можем подарить остальным их эсминцам ничего серьезнее булавочного укола, — продолжал он, помолчав немного. — Впрочем, рядом с ними и обломков меньше.
Внезапно рядом с одним из двух оставшихся рифтерских кораблей сверкнула вспышка, и маленькое светлое пятнышко стремительно рванулось из этой точки к нему. Два пятна — большое и крошечное — слились в одно, и техники за пультами встретили это восторженными криками.
— Попадание абордажной шлюпки в «Цветок Лит». — Голос Бикары почти не выдавал её возбуждения, а руки продолжали неторопливо, но уверенно порхать над клавишами. — Никаких радиосигналов не перехвачено.
— Им сейчас хватает хлопот и без того, чтобы предупреждать других рифтеров, — заметил Танри.
Омилов снова не услышал в его голосе и тени раздражения, и в который раз восхитился выдержкой своего друга. Они помолчали еще немного; тишину нарушали только редкие доклады Бикары о тактической обстановке. От морской пехоты не было ни слова. «Как мы узнаем, если они потерпят неудачу? — подумал Омилов, но тут же вспомнил лицо рифтера. — Уж он-то, несомненно, известит нас об этом — вместе с ультиматумом».
— Леггем Филд докладывает о готовности к старту, — сообщила Бикара.
— Отлично, — кивнул Танри.
Спустя несколько секунд рядом с третьим рифтерским эсминцем сверкнула маленькая искорка, но прежде чем Омилов успел спросить у Архона, что это, окно на экране, показывавшее корабль, вспыхнуло яростным светом и на минуту померкло. «Эстил», — вспомнил Омилов, и испытал вдруг удовольствие от того, что может понять хотя бы часть того потока информации, в котором так свободно ориентировался Архон. Когда окно включилось снова, от эсминца не оставалось уже ничего, кроме бесформенного светлого клубка.
— Глефин Угрюмый смеется последним! — воскликнул Омилов. — Что это было?
Танри довольно ухмыльнулся.
— Это, мой друг, была гигатонная атомная бомба четырехсотпятидесятилетней давности. Как видишь, его старое завещание исполнилось. Старину Глефина до слез огорчало то, что ему так не доведется увидеть свои ловушки в действии, так что он завещал забальзамировать себя после смерти и замуровать в это оружие — по его словам, он вложил в эту штуку так много труда, что хочет присутствовать при том, когда она сработает. Собственно, мой пра-пра-прадед только поэтому и оставил ее, когда очищал ближний космос в правление Берджесса II.