Феникс в полете
Шрифт:
Барродах оглянулся на Панарха. Лицо его по-прежнему не выдавало эмоций, но бори заметил, как напряженно сжались губы. Бори позволил себе ехидно улыбнуться.
«Ну что, удобрили мы твою девственно-чистую тронную залу, а?»
Чего-чего, а подобных сцен ни один из прежних хозяев Изумрудного Трона здесь еще не видел, в этом он был уверен.
Трое подбежавших тарканцев потащили тела влево от трона. Двоим это удалось, но третий, едва коснувшись лент посредника, говорившего за всю троицу, хрипло вскрикнул и упал на пол. Тело его выгибалось назад до тех пор, пока затылок не коснулся пяток, и он заорал еще громче, но даже этот вопль не мог заглушить жутких звуков ломающихся
Барродах смотрел на этот ужас, борясь с тошнотой. Все наслаждение, что он получал от унижений Панарха, разом куда-то подевалось. Даже вид Териола в пыточных камерах не подготовил его к такому. Только теперь он припомнил все, что слышал о келли и почему они так ценятся в качестве врачей: благодаря способности управлять составом своих лент. Этот успел отравить свои ленты с тем, чтобы забрать с собой хотя бы одного врага. Он ощутил на себе взгляд и оглянулся; Панарх внимательно смотрел на него, и в голубых глазах его не было пощады. Бори поспешно отвернулся, но в голове все роились непривычные мысли о верности, основанной не на страхе.
Вернулись двое товарищей незадачливого тарканца; они осторожно, толкая остриями мечей, отодвинули тело посредника к остальным двум. Барродах собрался с силами и вызвал старуху-Дулу к себе.
Хромая, она вышла из строя и остановилась перед Эсабианом. Пронзительные серые глаза на морщинистом лице, крючковатый нос и высокие скулы придавали ей сходство с хищной птицей. Она оглянулась на Панарха, потом некоторое время разглядывала Эсабиана; тот равнодушно встретил её взгляд.
— Ха! — фыркнула она наконец. — Ты слишком мелок для этого трона. — Она сделала презрительный жест худой рукой. — И твои парни в черном не делают тебя ни на капельку больше. — Она закашлялась, потом подалась вперед и плюнула прямо на маячившие перед её лицом башмаки Эсабиана.
Барродах вздрогнул. Если так будет продолжаться и дальше, через пять минут они окажутся по колено в крови, а Эсабиан будет срывать на них злость еще много дней.
Один из тарканцев шагнул вперед и нанизал женщину на острие своего меча. Та зажмурилась от невыносимой боли, но так и не проронила ни звука. Под черной рубахой мечника буграми вздулись мускулы — с таким усилием он поворачивал свой меч, чтобы швырнуть её на лежавшие грудой рядом с Панархом тела келли. Тело её соскользнуло с меча, и кровь плеснула на лицо и одежду поверженного правителя; он не пошевелился, чтобы стереть ее.
Следующие семеро Дулу избрали ту же участь. Барродах брезгливо переминался с ноги на ногу: кровь залила ему все башмаки и начала уже просачиваться сквозь швы. Запах горячей меди забил все остальные; лица многих из ожидающих своей очереди Дулу приобрели зеленоватый оттенок от тошноты и страха. Лицо Эсабиана казалось высеченным из камня. По спине у Барродаха бегали мурашки: никто не мог ощущать себя в безопасности, пока Аватар пребывает в таком настроении.
Десятый Дулу дрожал так сильно, что еле держался на ногах. На Панарха он не смотрел. Съежившись, предстал он перед Эсабианом — и тут же распластался ниц на полу перед троном в позе повиновения, которой панархистских аристократов обучили перед входом в Тронный Зал. Лицо Аватара чуть заметно смягчилось. Мужчина поднял голову, по знаку Барродаха, шатаясь, поднялся на ноги и встал справа от трона. Одежда его сделалась красной от крови тех, кто был прежде него; поворачиваясь, чтобы вызвать следующего по очереди, бори услышал, как того рвет у него за спиной.
Первая
— Довольно. Эти разделят участь своего господина.
Один из палачей рывком поднял Панарха на ноги и грубо поставил лицом к лицу с Эсабианом. Как и прежде, седовласый правитель стоял неподвижно, пристально глядя на своего неприятеля и, похоже, не замечая запекшуюся у него на волосах, на лице и одежде кровь. Слева от трона еще дергались тела последних из тех, кто предпочел верность Панарху; в воздухе стоял густой запах смерти.
— Ну что, Геласаар, — произнес наконец Эсабиан. — Похоже, большинство твоих Дулу избрали жизнь, а не смерть.
— Точнее будет сказать, некоторые избрали верность; те же, что остались, будут еще много раз умирать по ночам, вспоминая этот день. — Панарх обвел взглядом оставшихся в живых. — Однако я не судья им. Единственным оставшимся долгом будет для них теперь суд над самими собой, и они будут вершить его со всей строгостью.
Эсабиан раздраженно поджал губы.
— Не в твоей власти больше судить кого-либо, Геласаар. Отныне и до конца твоих дней ты будешь лишь жертвой обстоятельств, а не вершителем судеб.
Прежде чем ответить, Панарх смерил его испытующим взглядом.
— Ты ведь мало разбираешься в искусстве править, должарианец, если думаешь, что правитель триллионов подданных является чем-то иным, кроме как жертвой обстоятельств. — До Барродаха вдруг дошло, что Панарх пропустил мимо ушей умышленно грубое обращение к нему Эсабиана и разговаривает с ним на равных — как монарх с монархом. — Все, что он может делать, — это выбирать один путь из нескольких возможных... и еще молиться.
Эсабиан холодно усмехнулся.
— Похоже, ни твои молитвы, ни твой выбор не помогли тебе. — Он покосился на учиненный тарканцами разгром. — Да и оставшиеся тебе верными подданные — тоже.
Геласаар приподнял бровь, и в глазах его мелькнула ирония.
— Действительно, мне кажется, я сильно переоценивал твои умственные способности.
Барродах крепче сжал пульт управления ошейником и поднял его, но замер, повинуясь знаку Эсабиана.
— Ты хоть немного представляешь себе трудности, ожидающие того, кто правит более чем тысячей обитаемых планет и несчетным множеством орбитальных поселений? — продолжал Панарх. — До некоторых из них так далеко, что мои указы доходят туда только через несколько недель, и столько же времени уходит на то, чтобы их ответ вернулся ко мне. Как по-твоему, почему основополагающий закон моего права называется Пактом Анархии? Даже опираясь на всю мощь военного флота, все, что я могу, — это не допускать войн между планетами и обеспечивать свободу торговли и перемещений.
Панарх помолчал, обводя взглядом зал.
— Я могу понять твой успех здесь и, возможно, на Лао Цзы — сочетание успешной диверсии и жадности глупцов, но чего еще ты надеешься добиться, имея в распоряжении только «Кулак Должара» и шайку оборванных рифтеров? Что ты будешь делать, когда появится мой Флот?
Голос Панарха звучал легко, но убежденно, и на мгновение Барродах почти поверил в то, что Эсабиан упустил какую-то важную деталь своего плана. И тут Властелин-Мститель издевательски улыбнулся.