Феникс
Шрифт:
Я силилась не задремать, но так и клевала носом.
— Уф, наконец-то!
Я вздрогнула, потому что не заметила, как Гоша спустился и присел рядом.
— Спишь что ли? — усмехнулся он, притягивая меня к себе. — Иди сюда. У меня на тебя еще планы. Весь день мечтал об этом…
И он поцеловал меня. Я даже пикнуть не успела. Его ладонь легла на мой затылок, не позволяя отвернуться. Губы не отпускали, запрещая протестовать. Кажется, я мечтала о том же самом весь день. Всю свою жизнь. Гоша скользнул рукой по моему бедру, и я едва сдержалась, чтобы
— Ты говорил о делах, — вспомнила я.
— Угу, — откликнулся Гоша, спускаясь губами к моей шее. — Я фотографии обработал. Часть. Уже отослал заказчикам.
— Хорошо, — откликнулась я, хотя мне было плевать.
— А еще напечатал те, другие фотки.
Я моментально поняла, что он имеет в виду, застонала беспомощно:
— Гоооош, ты же обещал.
— Я же не буду никому показывать. Повешу на стену, буду дро… — он закашлялся. — Любоваться буду.
Возможно, с кем-нибудь другим я бы посчитала это оскорбительным, но Гоша меня просто рассмешил.
— Ты извращенец, — заявила я, хихикая, как дурочка.
— О, ты даже не представляешь всю степень извращения, Ирс. Но я тебе покажу.
Гоша запустил руку под мой свитер, уверенно двигался от живота к груди, легонько поглаживая.
— Папа, я пить хочу.
Кажется, я подпрыгнула до потолка, тут же вытащила Гошину руку из-под одежды и отсела от него на метр. А он лишь раздраженно выдохнул.
— На кухне, Кать. Иди и возьми, — поговорил Феникс очень серьезно.
Катя, сопровождаемая прилипчивым Бобсом, сбежала вниз по лестнице, протопала в кухню, там пошумела. Очевидно, придвигала стул, чтобы добраться до крана с водой.
Фенов откинулся на диван, потер глаза пальцам, бормоча:
— Черти что. Никакой личной жизни…
Мне сказать было нечего, я сидела, как неживая, не зная, что делать. Катя точно видела, как мы целовались. Почему-то показалось, что это плохо. Если бы я в таком возрасте застала папу за таким…
Глупо, наверно сравнивать. У меня совсем другая ситуация была. Уже в сознательном возрасте я боялась, что отец приведет кого-нибудь домой, и мне достанется участь Золушки. Но бог миловал. Папа ни с кем открыто не встречался, меня не знакомил. Возможно, у него кто-то был. Он мужчина хоть куда, не считая проклятой язвы и разгильдяйского к ней отношения.
Все мои знания улетучились. Я растерялась, почти запаниковала, притихла, слушая, как Катя громко глотает, причмокивает, ставит стакан на стол, идет обратно к лестнице. Гоша был темнее тучи. Ребёнок, похоже, это понимал. Она прокралась мимо нас, не проронив ни слова. Тихо-тихо, как мышка.
— Папочка, ты со мной полежишь? — все-таки спросила она уже сверху.
— Нет, — рявкнул Гоша. — Уже полежал. Спи, Кать.
Я хотела вступиться, но осеклась. Это не моя дочь, не моя семья. Гоша даже не мой парень. Он лучше знает. Но сердце все равно сжалось. Это же я причина его несдержанности. У Кати, похоже, не было мамы, потом она практически
Едва девочка ушла к себе, Гоша снова придвинулся вплотную. Мне уже было не до поцелуев.
— Мне кажется, ты спешишь, — проговорила, уклоняясь от его губ.
— Возможно, — признал он. — Но это лучше, чем тормозить.
— Ты меня совсем не знаешь.
— Ты нравишься мне, моей дочери, а теперь и моей собаке. Что еще я должен знать?
— Гош… — я уперлась рукой ему в грудь, но сопротивляться уже не было сил.
— Еще я знаю, что ты краснеешь, когда смущаешься и когда возбуждена. Знаю, что кричишь, когда кончаешь. Знаю, что ты точно не фригидная, Ирс, — дразнил он, забрасывая мои безвольные руки себе на шею. — Этого более, чем достаточно, детка. Разве нет?
— Ты мне тоже нравишься, — прохрипела я, уступая его напору, утопая в подушках, снова забывая обо всем из-за его поцелуев.
— Папа, — снова позвала Катя сверху.
Я выползла из-под Гоши, который повалил мня на диван, нависал сверху. Фенов выругался тихо под нос. Я взглянула на Катю, которая сидела на ступеньке, прижимая к себе кролика. Потерянная, такая трогательная и несчастная. Рядом верный йорк.
— Я сейчас, — буркнул Феникс и помчался вверх по лестнице.
Меня затрясло от обиды за ребенка и неудовлетворенности одновременно. Не следовало оставаться тут так долго. Где были мозги? Натворила дел, посеяла смуту.
Я встала с дивана, поправила одежду, волосы, встала возле лестницы, чтобы не было соблазна снова упасть на спину, позволяя Гоше горячие ласки. Он сбежал по ступенькам минут через пять. Я не успела ничего сказать, а он даже не дошел до гостиной, как Катя снова позвала.
— О, блин, да ладно! Она же спала, — не выдержал он.
— Я схожу, — заявила смело.
— Ирс, — попытался он возразить, но я не стала слушать.
Войдя в комнату, я увидела Катю, которая уже запрыгнула в постель и продолжала сжимать кролика.
— Эй, детка, не спится?
Я присела на край кровати. Катя вся сжалась.
— Не ругайся, — попросила она.
— Не буду, — пообещала я.
— Поспи со мной. Папа сказал, что ты не останешься, а сам наверно, только и ждет, когда я засну, чтобы уложить тебя в своей комнате.
Я тихо засмеялась. Да уж. Папа точно желает меня уложить в свою постель. В этом можно не сомневаться.
— Я поеду домой, Катюш. Мы с твоим папой просто немного поболтаем.
– Почему мне нельзя побыть с вами?
— Уже поздно. Тебе завтра в сад.
— А тебе не надо на работу?
— Надо.
— Поэтому я тоже сейчас уеду.
— Не хочу, чтобы ты уезжала.
Доверчивые детские ручки обвились вокруг моей шеи. Я зажмурилась, чтобы не зареветь и обняла Катю в ответ.
— Но ты же останешься у нас? Не сегодня, когда-нибудь.
— Может быть, — пожала я плечами, гладя девочку по волосам.
— Споешь мне песенку. Бабушка говорила, что я не сплю без песни. Папа не поет. Ты можешь?