Феникс
Шрифт:
– Ну, вот мы и проснулись. С добрым утречком тебя.
– Инга стояла возле открытой двери и улыбалась, поддерживая его за плечо.
– Что?
– спросил Георгий, разлепляя глаза и отклеиваясь от стены.
– Что такое? Который час?
– Два часа, пять минут пополуночи. Ты спал, как слон. Стоя. Ты спал, прислонившись к стене, а я стояла и смотрела на тебя, как ты спишь, потом ты вдруг стал падать, будто тебя подстрелили, насилу удержала...
– Надеюсь, я слюну не пускал? Привычка
– Георгий прервал себя сам и приобнял Ингу за талию.
– Ты прости, умаялся я с этой выставкой. Всю предыдущую ночь готовили экспозицию. Знаешь ведь как у нас: сначала тянут до последнего, потом начинают гнать...
– Следуйте, сударь, за мной. Я сейчас вас взбодрю!
– Не сомневаюсь, - ответил сударь и вошел в огромную прихожую, отделанную с удивительным вкусом.
– Ваш плащ, миледи.
– Не называй меня миледи, - сказала Инга подозрительно ровным тоном, позволяя Георгию раздеть себя, - а то получишь оплеуху.
– Оригинальная прелюдия... Но все же позволь узнать, почему?
– Маленькая семейная тайна. Может быть, потом как-нибудь расскажу... Проходи в гостиную, а я сейчас приготовлю кофе.
– Не привык я в гостиных сиживать. Большие пространства меня пугают. Мы все больше на кухоньках привыкли ютиться. Проклятая плебейская привычка.
– Ну тогда пойдем со мной на кухню.
Кухня была не менее великолепной. Все сверкало хромом, никелем и умопомрачительно красивым кафелем. Одним словом - евродизайн. Здесь даже была стойка домашнего бара, интимно освещаемая точечными светильниками. Чувствовалось, что ее хозяйка любит домашний уют. И эстетического чутья ей было не занимать. Неправда, что богатство и безвкусица часто шагают рядом. Деньги развивают вкус к жизни и ко всему остальному.
– Кофе в зернах кончился, - сообщила хозяйка, открывая один из навесных шкафчиков.
– остался растворимый, будешь?..
– Растворимый подойдет, - охотно согласился гость, усаживаясь на высокий, с мягким сидением деревянный стульчик, стоявший перед стойкой бара.
– Прибалтийские гурманы предпочитают кофе в зернах, свежего помола, а я почему-то люблю растворимый, гранулированный. Я не сноб... А вообще-то, не поздновато ли кофе пить? Не уснешь потом.
– А ты что, спать сюда пришел?
– сказала Инга с лукавой улыбкой и включила газовую конфорку под чайником. Она не зажигала спичку, но газ тем не менее сам воспламенился, с шипением выпустил когти голубого огня. Чудеса техники.
– Да нет, это я так...
– ответил гость на провокационный вопрос хозяйки.
– Помню годы молодые: в кафе сидим... Пару кофейничков тяпнешь да полпачки сигарет засадишь в легкие, домой придешь, ляжешь в постель - и до полночи таращишься глазами в потолок.
– Сегодня мы найдем, чем заняться.
– Ты полагаешь?..
– задал риторический вопрос
– Слушай, а у тебя никто не придет?
– А кто ко мне должен прийти?
– игривым голосом ответила Инга.
– Ну... я не знаю... ну, предположим, муж там или...
– Георгий смутился и стал искать по карманам пачку сигарет.
– А, этот... Да, муж... объелся груш. А он на работе.
– Что эта за работа такая, по ночам. Он у тебя, случайно, не киллер? Слишком ты шикарно живешь.
– Ну что ты! Совсем наоборот. Он в органах у меня служит... А насчет обстановки - это я сама заработала. Одна фирма хорошо платила за мои вдруг проявившиеся способности менеджера. Потом я неожиданно заболела. Сильно, опасно. Пришлось уйти с работы и серьезно лечиться. Была в Бадене, на водах, пыталась забыться, ходила в казино, на всякие там ипподромы, как какая-нибудь Анна Каренина... кстати, и настроение тогда было соответствующее... Не в смысле шуры-муры, а в смысле рельсов... Но, к счастью, так же неожиданно выздоровела, чем удивила всех тамошних докторов. У них такое редкое явление называется - спонтанная ремиссия: неожиданное, внезапное самоизлечение... Теперь пытаюсь восстановиться на работе, но все как-то неопределенно... Да еще теперь вот с гражданством начались проблемы. Я ведь не чистокровная "арийка" (Инга усмехнулась горько), отец у меня был эстонцем, мать - русская. После смерти отца, мама со мной малолетней переехала сюда, здесь у нее тетка была, а в Эстонии - никого... Так что к Литавии я, вроде, никакого отношения не имею. В Бюро по гражданству мне так и сказали. А то, что я прожила здесь почти двадцать пять лет, их не колышет... Так что, в данный момент у меня нет ни работы, ни денег - сижу на иждивении мужа. Отвратительное, мерзкое чувство зависимости. Тем более при таком муже, как мой...
– Характер работы оставляет специфический отпечаток на душе человека, - со знанием дела заявил Георгий.
– Он у тебя в каких органах работает? Правоохранительных?
– Да вроде того... Оставим это, скучно.
– Вот он приедет с проверкой, то-то весело станет.
– Он не имеет такой привычки. Да и не сможет. У него сегодня спецзадание.
– У мужа, значит, спецзадание, он, значит, сидит в засаде, - сказал Георгий, все сильнее прижимая к себе Ингу, - а его жена по выставкам шляется, заводит легкомысленные знакомства с какими-то художниками... Кофе с ними распивает... А муж в это время, может быть, сейчас отстреливается, кровью истекает...
– И слава Богу, - ответила Инга полушутя, полусерьезно.
– Если бы он умер, я бы перекрестилась обеими руками.
– Что, он тебя так достает?
– Георгий почти положил Ингу на кухонный стол и навис над ней.
– Это не то слово, ответила Инга, возбужденно дыша.
– Если бы ты знал, какой он гад!..
Ее спина наконец коснулась столешницы. На пол полетели приготовленные кофейные чашки. Инга расслабилась и раздвинула ноги. Георгий скользнул ладонями по гладкой коже ее бедер, зацепил пальцами резинку трусиков и потянул их на себя и кверху. Она поспешно расстегивала ему рубашку и брюки, а он освобождал ее от блузки и бюстгальтера.